Я распечатала свой роман и вычитывала его, стараясь представить, будто я – кто-то другой, кто наткнулся на эту книгу в магазине. Делаю пометки по всей рукописи, забиваю правки в компьютер и распечатываю заново.
– Я не уверена, что по-прежнему вижу этот текст.
– Дай мне.
– Пока нет.
– Кейси, дай мне почитать, и все.
Хочу. Хочу, чтобы она это прочла. Но у нее в квартире горы рукописей – не только по работе, но и от каждого ее знакомого писателя, желающего знать ее мнение, а она слишком учтива и никому не отказывает.
– Тебе нужна еще одна пара глаз, Кейси. Я намерена оскорбиться, если ты мне его в ближайшем будущем не дашь.
– Ладно.
– Когда?
– Через неделю-две.
– Дата?
– Двадцать пятое сентября. – До него вроде еще долго.
– Следующая суббота. Ладно.
Двадцать пятое – это следующая суббота?
Мы возвращаемся к ней домой. Выкладываю еще немного подробностей свидания с Оскаром, забытые в обед. Впадина у него на лбу и пометка мест крестиком.
– Жуть берет, – говорит она. – Ты будто рассказываешь о совершенно другом человеке по сравнению с тем, который по средам вечером.
Заходим в ее любимый магазинчик. Хозяйка высокая, как и Мюриэл, и вся одежда здесь смотрится хорошо на высоких женщинах. Платья за сто с лишним долларов, рубашки и даже мягкие футболки – за пятьдесят с лишним. Мне в таких местах и пара носков не по карману. Все приличные шмотки у меня от мамы. Мюриэл, перебирая вешалки на стойке, напоминает мне маму. Я этого сходства раньше не замечала. Не знаю, как Мюриэл хватает денег на такую одежду – или на ее миленькую двухкомнатную квартиру на Портер-сквер. Не знаю, как вообще все справляются, платят по счетам и спят ночами.
Она ничего не примеряет, а когда выходим на улицу, говорит:
– Ты прочла его книги?
– Пока нет.
– Как тебе удалось их не читать?
– Это меня взбаламутит. Сдвинет в ту или другую сторону. Всегда так.
– Но это важные данные.
– Да? Это ж так легко – спутать человека с тем, что он пишет. – Если б Оскар лепил горшки из глины, мне было бы все равно. Смотрела б на горшки, они бы мне нравились или отвращали меня, но это никак не влияло б на то, как я отношусь к Оскару. Хорошо б так же безразлично относиться к написанному, как я отношусь к глиняным горшкам.
– Разве тебе не хочется по крайней мере сцены секса прочитать?
– Нет!
– Ему нравится писать о сексе.
– Хватит.
– Можно я тебе скажу кое-что одно про его сцены секса?
Мне видно, что она приберегает это уже некоторое время.
– Нет. Ладно. Одно.
– Он всегда употребляет слово “кислый”.
– Кислый?
– Я заметила. Обычно касается женщины: кислое дыхание, кислая кожа. Что-то вечно кислое. Такой вот у него тик.