Попаданец в себя, 1970 год (Круковер) - страница 38
Бережно придерживая сумку за дно, я поймал такси и дома, тщательно запершись в кабинете, открыл её. И захохотал.
Все мои предосторожности оказались ни к чему – в сумке лежал ржавые металлические детали, завернутые в кожу.
Конечно, я мог поднять знакомых ребят из МУРа и дед сегодня же лежал бы у моих ног. Но на фоне обеих неприятностей этот мухлеж показался такой мелочью, что я бросил ржавье в мусорное ведро и налил себе коньяк.
Но даже коньк выпить в спокойной обстановке не удалось. Явилась её величество Галина Леонидовна и заявила с порога:
– Коли ты не возражаешь против развода, давай делить имущество. Мне нужна машина и квартиру надо разменять, остальное можешь оставить себе…
И смотрит вопросительно, гадина, такую невинную боярышню строит. Боже, как мне надоела эта Москва, переполненная интригами и завистью. Впрочем, никто не тянул меня за уши в эту гнойную элиту, сам влез. Впору крикнуть: карету мне, карету. А почему бы и не крикнуть, что я тут забыл, когда есть Питер – ныне Ленинград.
– Ну что ты, Галя, – сказал я спокойно, – я все равно уезжаю, так что приведи нотариуса и я все тебе оставлю. Во имя нашей прошлой любви!
Говорю, а сам внутри себя хохочу. Ну чем, скажите, можно уязвить дважды живущего с сознанием старика в молодом теле. Человека, знающего, как будет умирать эта женщина в провинциальной психушке после очередного приступа алкоголизма…
– И развод возьми на себя, а я все подпишу и поеду.
– Прости, прости, – подбежала Галина, осыпая мое лицо мелкими поцелуями, – ты так меня любишь, прости! Я никогда тебя не забуду.
А я был рад. Рад потому, что ощутил в своем старом сознании прежнюю бесшабашность себя молодого, легкого на подъем и ни в коей мере не привязанного к материальным ценностям.
Сборы заняли неделю. Никак меня из МУРа не хотел отпускать начальник. Но канцелярия Брежнева не возражала, так что я через неделю, раздав из своего имущества некоторые памятные подарки соседям, с которыми подружился, отбыл в Ленинград. Первого июня я сошел со скоростного поезда и носильщик, погрузив на тележку два моих чемодана довез до блатной стоянки такси, где погрузил их в багажник «волги».
– В Англетер, – сказал я, усаживаясь на заднее сидение (по-европейски, в этом времени начальство предпочитало рядом с шофером), – в смысле – Ленинградскую…
– А вы знаете, – повернулся водитель, – что названия этой гостиницы неоднократно менялись: поначалу Шмидт-Англия (по фамилии владелицы Терезы Шмидт), затем – просто «Англия», с 1911 по 1919 – «Англетер», с 1919 по 1925 – «Интернационал», с 1925 по 1948 – «Англетер», с 1948 – «Ленинградская».