Сон ему приснился странный. Начался как самый обычный кошмар, в котором переплетение черных коридоров уводило его далеко от безопасного места, но он упрямо двигался вперед, потому что знал, то где-то там его ждет такая добыча, ради которой нельзя сдаваться. И он тянулся, лез по наклонным ходам, отполированным сверлом давно сгинувшего проходчика Дэвида Марахси, пачкая брюки и ладони, и, наконец, вывалился на свободное пространство, круглое, как мячик для пинг-понга. Откуда-то в этом круге был свет, Бык задрал голову, чтобы понять, что его может давать — прибор или звезда вроде Солнца, но отверстие сверху не позволяло себя разглядеть. Оно жарило лучами и слепило таким сиянием, что Бык зажмурился от слез. А когда смог разлепить глаза, увидел, что в пещере он уже не один. Вокруг антрацитовыми кольцами, выходящими из стен, уходящими в полированные дыры, свивался огромный змей, чья шкура отражала свет и казалась мерцающей. Голова змея была плоской и острой одновременно, а из пасти свисал язык. Мокрый, влажный, язык казалась отдельным от змея органом — он выстреливал вперед, втягивался назад, опускался вниз и облизывал морду, загибаясь наверх.
— Войлочный червь, — прошептал Бык с каким-то странным удовлетворением.
Страха не было, было осознание того, что легенды не врали, теперь можно уже ничего не делать, потому что делать нечего.
— Ящер, — ответил ему исполин, и почему-то не было ничего странного в том, что Бык его понял, хотя язык зверя продолжал жить своей жизнью. — Черви здесь вы.
— Кто? — зачем-то переспросил Бык, хотя прекрасно понял, о ком говорит хтоническое чудовище.
— Паразиты, — просвистел ящер, моргнув глазами. — Прах Марахси.
— У нас тут бизнес, — Бык знал, что для древнего чудовища это оправдание выглядит жалко и непонятно, древние чудовища ничего не знают о бизнесе и кредитах, но ничего лучше не придумал. — Мы вложили большие деньги. Планетоид принадлежит нам.
— Я сотру вас в порошок, — равнодушно пообещал ящер, — в мелкую черную пыль, по которой всю жизнь будут ходить ноги тех, кого вы сами считаете грязью.
Бык закашлялся — упомянутая пыль поднялась вверх от движения хвоста, окутала его облаком и осела на гортани как корица, безобидная при добавлении в жидкость, но смертельная в сухом виде.
— Тебя не существует, — прокашлял он, пытаясь победить адскую сушь во рту. — Ты миф! Пустая выдумка!
Вместо ответа зверь развернул к нему свою голову, приблизился и уставился немигающими глазами в переносицу. Язык ящера вытянулся, коснулся лица и прошелся по нему липкой ощупывающей паутиной, оставляя еле влажные следы в местах касания. Бык знал, что если он сейчас сделает резкое движение, змей стянет свои кольца и схватит его в захват и сломает гости, оставив череп напоследок, поэтому стоял неподвижно, зажмурив глаза, ожидая, пока кошмар закончится. Когда все и вправду закончилось, Бык рискнул посмотреть, что делает червь, но в этот момент следы языка на его лице вдруг начали гореть как огнем. Яд! Жгучую слизь было невозможно стереть руками, он только покрывал ею еще большую поверхность кожи, которая уже грозила начать дымиться и отваливаться кусками.