— Я не упасть боюсь, — визгливо отозвался Миша, — я их боюсь.
— Кого?
— Вон, их.
Я не выдержала и в щель занавески посмотрела, куда указывает детская рука. Она указывала на бассейн.
— Там нет никого, — ответила мать, тоже всмотревшись в указанном направлении.
— Нет, есть.
— Кто?
— Они, — Миша подошел к перилам (я даже его увидела, тощенького, в черных длинных трусах и папиной футболке), и с отвращением повторил свой жест.
Мы с его матерью (официально и тайком) одновременно уставились на край бассейна. Темно, да, но фонари позволяют разглядеть еще лежаки вокруг бортика.
— Видишь, черные сидят, а лица белые, — Миша повернул ее голову рукой туда, куда следовало смотреть. — Я боюсь. Они на меня смотрят.
— Это лежаки такие, у них спинки подняты, вот и кажется, что там кто-то сидит, — мать положила ему руку на плечо. — А на самом деле никого нет.
— Есть.
На этот раз я с матерью не согласилась. Лежаки действительно стояли с поднятыми спинками, но ни при каком падении света прямоугольная спинка не стала бы выглядеть треугольной, а в том освещении, что давали фонари, там действительно были какие-то пирамидальные тени. Так могли бы выглядеть люди, закутанные в пледы, которые вышли к бассейну на лежаки покурить и поболтать, а может и выпить вина, которое полагалось при олл-инклюзив без ограничений.
Мать махнула рукой на детскую причуду и увела сына укладываться спать, а я завернулась в плед и вышла на свой балкон, напрягая зрение. Если это люди, то почему сидят неподвижно? Людям свойственно менять позу во время разговора. Если они просто сидят и слушают море, то почему смотрят все в одну сторону, в сторону нашего корпуса? Это белое — это же лица? Или что? Пледы тут у всех светло-голубые, как у меня, но при любом даже слабом освещении голубой будет выглядеть светлым пятном, а не черным. А лежаки вообще окантованы белым, если в темноте растает темно-синяя середина, то белый пластмассовый край не растворится же? Коэффициент отражения света белым предметом близок к единице, черный — это почти ноль, четыре сотых от единицы, если говорить языком продавцов краски.
Я решила дождаться момент, когда кто-нибудь из темных пирамид пошевелится, но пять минут мы (мы?) смотрели друг на друга в полном молчании и неподвижности. Белые пятна почему-то начали напоминать маску из «Крика», с провалами вместо глаз и рта, и мне стало не по себе. Даже море вдруг стало как-то иначе набрасывать свои волны на каменный берег, в другой тональности и интенсивности, совсем неуютно. Я пришла к выводу, что все-таки это не люди, а просто игра света и тени на спинках лежаков. Вернулась в номер, почистила зубы, взялась за ручку балкона, чтобы оставить на ночь его в положении «проветривание» и опять невольно посмотрела в ту сторону, которую указал Миша. Темные пирамиды с белыми пятнами никуда не делись, остались на месте, только теперь в их ряду был пробел и там отчетливо виднелся синий лежак с белым кантом.