Возможно, и не прорвалась бы истощенная сотня сквозь густые пулеметные заслоны, но не только саблей и пикой умел мастерски владеть кубанский красавец Владимир Шпилько.
Внезапно под Сотниковкой в предрассветной мгле на кадетские засады, грохоча и сея смерть, поползла чудовищная громадина. «Танки!» — панически пронеслось над окопами противника. Пятигорская молодежь, мобилизованная остервенелым Серебряковым, бросилась наутек, пулеметы умолкли, и Володя повел сотню в атаку. Так был остроумно использован автомобиль, доставленный в свое время Иваном Опанасенко. Всю ночь по приказу изобретательного Володи хлопцы мастерили «танк», пристраивали легкую горную пушку, устанавливали пулемет. Расчет был верный (недаром Володя выбрал для прорыва именно позиции пятигорцев). И теперь попутнинцы рубали, били пиками обезумевших от страха серебряковцев. А через несколько часов братались с кочубеевцами в Святом Кресте.
Тем временем Шкуро, охваченный жаждой мести, все свои силы бросил на попутнинцев и ставропольчан. На помощь ему пришла тяжелая артиллерия генерала Бычерахова.
1-й Ставропольский полк вынужден был в течение нескольких дней отступать по мерзлым дорогам на Чонгарец. Там были белые, зато кончалось предательски ровное плато, начинались леса.
На короткий отдых стали у горы Недремной, в небольшом лесу. Выставили сторожевые посты, устроили засады, на полянах разложили костры. Утомленные до предела бойцы, намотав на кулак повод, валились на усыпанную листьями землю и мгновенно засыпали. Иван Богдан, Назар Шпилько и Олекса Гуржий объезжали пикеты, будили часовых.
Наступал вечер. Начал сыпать снежок. Как вдруг из-за курганов ударили батареи противника, взбудоражили лагерь. Снаряды оглушительно разрывались в лесу. Падали деревья, давили людей и коней. Жужжали стальные осколки, свинцовым дождем сеялась шрапнель. В нескольких местах загорелся лес, потянулся дым, разъедая глаза… Взрывы, дикое ржание, стоны, ругань… Бешено выносились из леса опаленные кони и мчались неведомо куда.
— На Недремную, хлопцы! — кричит Богдан.
Да, это спасение. Изборожденная расщелинами, заросшая диким кустарником хмурая вершина могла спасти красных бойцов.
— На верхотуру, братва! — звонко кричит пулеметчик Тритенко. Кряхтя, он тянет «Максима» — его тачанка горит, как факел.
Последним из огня и дыма выполз богатырь Петро Шейко. Ему оторвало снарядом ногу, он туго перевязал культю башлыком и пополз… А шкуровцы, как саранча, уже облепили подножие горы, навалились сворой на Шейко, скрутили ему руки, связали башлыками. Поздно, ой, поздно ударили с вершины партизанские пулеметы!..