Таня Соломаха (Плачинда) - страница 84
Они уже солнце бросили ему за пазуху… Это невыносимо!
…Несколько хат, ветряк, сады — вот и весь хуторок. Посреди улицы стоял низенький открытый автомобиль, возле него возились черкесы в тяжелых папахах. Время от времени из калитки выглядывал офицер, раздраженно покрикивал и опять исчезал. Горцы остановили конвойных, присмотрелись к Ивану:
— А ну, хохол, ходи сюда, будем твой башка рубать.
— Какой имеешь профессия? — спросил один из горцев. — Твой — мастеровой? Машина знаешь?
Иван стоял пошатываясь, высохший, потусторонний.
Он не понимал, не слушал. Падал. Его поддерживали…
Развязали руки, и перед его глазами плеснулось что-то влажное. Опять мираж?
— Пей! — кричали ему горцы.
Он засмеялся, с потрескавшихся губ потекла кровь…
Вода! Настоящая, холодная, мокрая… Нырнул головой в ведерко.
С жадностью пил ртом, глазами, всем существом, пил без конца, и вода лилась ему на руки, на грудь — кристальная родниковая вода. Заливал пламя в груди — даже шипело что-то. Утихал шум в голове, светлело в глазах, прояснялись мысли. Он стонал и опять погружался в воду. Теперь, отфыркиваясь, увидел пулемет на заднем сиденье автомобиля, карабины. Почувствовал прилив сил.
— Твой — большевик?
— Большевик.
— Или хочешь твой башка рубать, или машина ремонтируй…
Иванко посмотрел на мотор: все ему знакомо с Киева, — и он начал ковыряться в раскаленных от солнца частях машины. Горючее, испаряясь, забивало дыхание, черкесы отплевывались.
Конвойные Иванки, напившись, отвели коней в холодок под тополи, ослабили подпруги, а сами, упав на спорыш, захрапели. Горцы тоже расселись в холодке.
Вскоре заревел мотор, черкесы вскочили, зачмокали языками: «Ой, карашо!» А конвойные храпели. Но Иванко нарочно заглушил мотор и полез под машину.
Потом еще несколько раз заводил и глушил мотор. Черкесы уже не схватывались, покачивались в полудремоте, лениво наблюдая. А Иванко внезапно дал газ. Машина рванулась с места.
— Ой, карош, карош! — закивали черкесы и вдруг замахали руками: — Не нада ехай, не нада!..
Потом схватились за кинжалы, метнулись к конвойным: автомобиль, поднимая пыль, помчался в степь, унося пулемет и карабины. Нестерпимо ревел мотор. Гул его отдалялся. Завопили черкесы; выбежали офицеры, выстрелили из револьверов; вскочили, растерянно озираясь, конвойные.
Целились из винтовок в облачко пыли, а пули летели неизвестно куда.
Тучка набежала на месяц, легкие тени поплыли над степью, подул свежий ветерок, и Таня спряталась под бурку Иванки, припала к его груди. Вдалеке, у ветряка, маячили дозорные на лошадях; перекликались часовые, подражая птичьим голосам.