Командование XI армией было передано таманцу Ковтюху. Ему удалось объединить разрозненные полки, приостановить наступление белых.
Но из Сальских степей выползала вскормленная деникинская армия. Сорокин дал ей время собраться с силами. Как червей, наплодилось кадетов в зажиточных черноморских станицах. Отгулялись корниловские полки. Полезли со всех сторон.
16 августа 1918 года деникинцы вступили в Екатеринодар. Деникин заигрывал с кубанскими самостийниками. В столицу Кубани он въезжал плечом к плечу с краснорожим Бабичем — казачьим гетманом. О «единой и неделимой» белый генерал даже не заикнулся.
Не разгадали тонкой политической игры кубанские атаманы, сразу попались на удочку прожженного белогвардейца: сорок тысяч молодых хлопцев горячей казацкой крови выставила кулацкая Кубань против красных. В новеньких черкесках, на тонконогих быстрых аргамаках вливались молодые, свежие силы в поредевшие ряды белопогонных оборотней.
Отовсюду надвигалась грозная сила…
…А позади, в тылу XI армии, черным призраком стояла астраханская пустыня…
* * *
Попутнинский полк, избегая окружения, отступал с боями в направлении Армавир — Урупинская — Отрадная.
Командиром полка был уже Назар Шпилько, а военным комиссаром Таня Соломаха. Кузьму Цапурова командование 7-й колонны направило на другой участок фронта.
Когда полк стал на кратковременный отдых в Попутной, поднялся крик и плач. Целыми семьями готовились к отступлению, снаряжались мажары, линейки, тачанки. А Кикоть двух маленьких сыновей взял в седло: «Где-нибудь на хуторе пристрою», — успокаивал он жену, красивую молодицу, остававшуюся на хозяйстве. Мостилась на мажаре даже Христя Браковая.
Еще с лета она работала в полку сестрой милосердия, оставаться нельзя. Но и ехать неизвестно куда жутко: последний месяц ходила Христя беременной.
Таня забежала домой.
Тоска охватила девушку. Цветник ее зарос бурьяном, розы осыпались. Хата теперь казалась опустевшей: Григорий и Микола еще раньше отступили с сотней Володи Шпилько. Сестра Валя работала где-то на Ставропольщине. Отец лежал бессильный и плакал по-детски: «Эх, если бы меня ноги носили, пошел бы в отряд!..» Хозяйничали Лида и маленькая, белокурая, шустрая Раиска. А мамуся совсем согнулась, поседела.
Мама, родная! Разве я не знаю, как болит твое сердце, как тускнеют глаза от слез, как не спишь ночами?.. Каждый выстрел за станицей ранит твою материнскую душу, от каждого взрыва снаряда мутится твой ясный разум. Всякий раз бежишь на окраину, козырьком наставляешь ладонь над глазами: «Ой, кого же это везут порубленного, не дочь ли, русалочку мою пышнокосую?..» Глядишь в степь, где бой гремит, и пыль, и смерть; идешь под пули: «Ой, не сыны ли мои ясноокие лежат там под курганом?..»