Они некоторое время смотрели друг на друга. «Неужто эта ушлая женщина все-таки обведет меня вокруг пальца?»— думал Малюков. «Почему же молчит Осокин?»— тревожился Миронов. Накануне он поставил своему заместителю такую задачу: найти что-нибудь из вещей, значащихся в списке Сладковой, дополнительно опросить ее сослуживцев, составить список лиц, услугами которых она могла воспользоваться, проверить комиссионные магазины и ломбарды.
— Теперь, Ия Александровна, мне хотелось бы коснуться деликатной темы, — сказал следователь Сладковой при следующей встрече. — Женщине в вашем возрасте свойственно быть ангелом-хранителем семейного очага. А вы живете в гордом одиночестве.
Сладкова отвела глаза и промолчала. Дала тем самым понять, что не намерена обсуждать эту тему, но Малюков словно бы этого и не заметил.
— С мужем почему-то расстались…
— Развод к делу не относится, — недовольно сказала Сладкова.
«Как знать, как знать», — про себя заметил Александр Николаевич. — Ваш муж…
— Сыта им по горло, — нетерпеливо перебила Ия Александровна. — Слышать о нем не хочу.
— Вот те и раз! Разлюбили, значит?
— О, боже — любили, разлюбили… Это чувство дается не каждому. Моему бывшему мужу в том числе.
— Следствие располагает несколько иными данными, — возразил Малюков. — Установлено, в частности, что вы в Семене Абрамовиче в свое время души не чаяли.
— Вы и такие сведения собирали? — грустно усмехнулась Сладкова. — Откуда же, если не секрет, они у вас?
— Из материалов дела, конечно. Ваша мать была против брака, отговаривала, утверждала, что Семен Абрамович вам не пара. А вы? Обиделись. Плакали, уверяли в обратном. Говорили, что жить без него не можете. Было такое?
Сладкова молчала. Следователь говорил правду. В девичестве она действительно была увлечена Семеном. Со временем чувство потускнело, но Ия по-прежнему испытывала к мужу если и не пылкую любовь, то что-то похожее на глубокую привязанность, тянулась к нему, вечно занятому, корпевшему над диссертацией. Угадай муж этот момент, подойди, она бы вновь загорелась, но он не угадал. Не поддержал ее муж и в то время, когда она зашивалась на работе, пытаясь разобраться в неприглядных людских проступках. Уходила в себя, черствела, замороченная сомнениями и неудачами.
— Было, — вздохнула она. — И быльем поросло. Сухарь он, зануда.
— Вместе прожили пятнадцать лет. Была семья, а вы так говорите… с пренебрежением, с иронией. Все у вас легко и просто.
— Не надо песен. Вы же умный человек, а рассуждаете… — Помолчав, добавила с грустью: — Кому известно, как мне жилось? И кому до этого дело? Кому?