Когда все внимательно осмотрели пакеты, их дали обнюхать собаке, но она никак не среагировала. Потом вскрыли пакеты, извлекли перчатки и дали снова обнюхать собаке, после этого она сразу же из всех присутствующих выбрала Овчинникова.
Процедура закончена. Все разошлись. Овчинников еще долго сидел опустив голову. Потом поднял глаза и сказал:
— Товарищ майор, это мои перчатки. Но оставил я их при том единственном посещении квартиры Никифоровой. А отрицал поначалу по глупости.
Помолчав недолго, сказал:
— Значит, нашлись. — Овчинников попытался улыбнуться. — Думал, что потерял, а они, оказывается…
— Перестаньте ваньку валять, — перебила Арева.
— А вы меня на пушку не берите, — осмелев, парировал подозреваемый.
— И куда же так торопились, что перчатки забыли?
— Как куда? На поезд. Мать провожал.
— Так когда мать уехала?
— В тот самый день, в сентябре.
— А перчатки когда купили?
Овчинников вопросительно посмотрел сначала на майора, а потом на следователя и переспросил:
— Когда купил? Разве все упомнишь…
— А вы попробуйте вспомнить.
В пределах общей, детально разработанной тактики допроса у каждого работника существует своя манера. Один напорист, любит наносить неожиданные удары, другой не признает обходных маневров, идет к цели кратчайшим путем. Была своя манера и у Аревой. Она вела допрос ненавязчиво, не торопилась, не подчеркивала своего морального превосходства над подозреваемым. Антонина Яковлевна как-то заметила: «Тот, кто с самого начала допроса не может определить характер подозреваемого, подобен фехтовальщику, идущему на помост с завязанными глазами».
Арева задавала вопросы, а потом терпеливо, не перебивая, выслушивала Овчинникова.
— Чтобы окончательно разрушить все ваши версии, скажу, что вас видели в перчатках шофер такси, гражданки Пучкова и Соболева. Кроме того, вместе с перчатками вы оставили в квартире на окне коробок спичек, который одолжили у шофера такси. Полоску от этого коробка таксист сохранил в своем транзисторном приемнике. А экспертиза установила, что она отломлена от коробка, изъятого из квартиры Никифоровой. Как видите, Овчинников, то, что вы были в квартире Никифоровой вечером двадцать первого октября, доказано. Доказано бесспорно. Что вы на это скажете?
Овчинников опустил голову и долго сидел молча.
— Откуда я знал, что попаду в такой переплет, — сдавленно проговорил он. — Закурить бы… Да, вы правы. Двадцать первого октября вечером я был у Никифоровой в квартире. Но я… я не трогал ее, верьте мне. Какое чудовищное подозрение! — Голос его дрогнул. — Понимаете, тетя Галя обещала помочь моей маме продуктами к свадьбе. Я женюсь. Это честно. Уже заявление в загс подали. Вот и зашел на квартиру, деньги оставил… А как все обернулось? Клянусь — говорю правду. А за то, что врал, извините. Испугался. Сначала только чувствовал, что в квартире Никифоровой что-то произошло. И как себя вести — не знал. А когда сказали, что подозреваюсь в убийстве Галины Васильевны, совсем растерялся.