Время от времени приносили бутерброды. Я разговаривал со своей женой по телефону, и она спрашивала: «Чем занимаешься?»
«Ничем, просто сижу».
Я не знал, что я должен был здесь делать. Зачем я был им нужен, запертый в этом зале?
Адвокаты объяснили мне, что нет никаких доказательств моей вины в чем бы то ни было, но меня обвиняют в том, что я изменил свои показания: сейчас я утверждал, что сказал одно, но до этого я передал через Комолли судье, что сказал совсем другое. В общем, поэтому они решили, что мои показания ненадежны. На заседании была переводчик, которая переводила все так, как я говорил, но они больше полагались не на мои показания, а на Дамьена и Кенни, которые пересказывали мои слова. Мне приводили показания других игроков и свидетелей, и я должен был подтвердить их, но все это требовало перевода, а все мы знаем, насколько огромным получился итоговый отчет. Он до сих пор у меня где-то лежит, но я так его и не прочел. У меня он есть на испанском, и он растянут где-то на 115 страниц. Если я сейчас начну его читать, то только расстроюсь.
Меня дисквалифицировали на восемь матчей и, хуже того, заклеймили расистом на всю жизнь.
Можете называть меня «болтуном», «каннибалом», «ныряльщиком». На все есть доказательства. Но называть меня расистом – нет, это очень больно. Это серьезное обвинение. Мне больно от того, как оно влияет на меня, больно от того, что это принесло страдания и моей жене на заседании, когда у нее на глазах меня называли тем, кем я не являюсь, и она это знает, и мне больно от того, что в будущем, когда мои дети вырастут, это клеймо останется. От этого пятна на моем имени меня уже никто никогда не избавит.
Когда было объявлено о дисквалификации, я написал открытое письмо болельщикам, но я никогда не просил прощения у Эвра, потому что не считаю, что сделал ему что-то плохое. Я пострадал от этого дела больше, чем кто-либо еще. Я не расист, и я никогда не говорил ему чего-то дискриминационного. Я не извинился, потому что мне не за что просить прощения. Со мной поступили несправедливо. Я хотел подать апелляцию по поводу дисквалификации, но руководство клуба посчитало, что нужно просто двигаться дальше.
Если и был шанс на примирение, то случай, произошедший перед матчем против «Манчестер Юнайтед» в феврале 2012-го, поставил на нем крест.
Я был твердо намерен пожать Эвра руку перед матчем. Я поговорил с женой перед игрой и сказал, что собираюсь это сделать.
Кенни позвонил мне за день до игры.
– Луис, ты подашь ему руку?
– Да, да. Никаких проблем.
Когда я шел вдоль линии игроков, Эвра пожал руку каждому, но опустил ее передо мной. Передо мной он пожал руку Джордану Хендерсону, но когда к нему подошел я, он убрал ее. Каждый может увидеть фотографии при желании. Моя рука была протянута к его, но когда он опустил свою руку, я подумал: «Ладно, он не хочет здороваться», и я пошел дальше.