– Не, не нужно. Сам справлюсь.
– Ты только не разбей его, ладно? Я детишкам небо показывать хочу. Там интересного много…
У Опалина вертелся на языке двусмысленный ответ, что телескоп и сам жуть какой интересный, интереснее некуда, так что никаким звездам за ним не угнаться, но он сдержался, памятуя наказ Филимонова никогда не говорить ничего, что может так или иначе дать преступнику преимущество. «Лазил же кто-то вчера под газету, решив, что я пишу отчет», – подумал он, и его молодое открытое лицо омрачилось тенью враждебности, которую он в силу своего возраста еще не научился таить. Но Платон Аркадьевич уловил ее очень хорошо и забеспокоился.
– Можно спросить? – не удержался он.
– Спрашивай, – буркнул Опалин.
– Ты уже пришел к каким-то выводам?
– Нет.
Он хотел вложить в это короткое слово нечто вроде вызова, но молодость опять выдала его с головой. Учитель понял, что он говорит правду – и что он растерян куда больше, чем хочет показать.
– Ладно, идем завтракать, – сказал Платон Аркадьевич, сжалившись над ним.
И вновь знакомая столовая, распахнутые в сад окна, светит солнце и умытая вчерашним дождем природа словно улыбается. Прежде, чем сесть, Опалин настороженно покосился на стол, но это был не тот, который летал – летун находился в комнате по соседству, когда-то бывшей кабинетом Сергея Ивановича. Иван не сразу обратил внимание на то, что у Лидии Константиновны был больной вид.
– Платон Аркадьевич, вы не трогали портрет? – внезапно спросила она у учителя. Платон Аркадьевич поглядел на нее с удивлением.
– Какой портрет?
– Тот… С чердака.
– Его Ваня вчера смотрел, – заметил учитель.
– Это вы его повесили? – обратилась Лидия Константиновна к Опалину. Иван, жевавший кусок хлеба, чуть не поперхнулся.
– Я? Куда?
– Я так и думала, что это не вы, – сказала Лидия Константиновна. И пояснила: – Портрет вернулся на свое место, в кабинет Сергея Ивановича.
Тут, надо признаться, у Опалина разом пропал аппетит. Платон Аркадьевич сидел, нервно двигая челюстью. Положив недоеденный кусок хлеба на тарелку, Иван вышел. Через несколько секунд ножки другого стула стукнули по полу – учитель поднялся с места и вышел следом за юным агентом.
Он нашел Опалина в кабинете – когда-то очень красивом и просторном, теперь же больше напоминающем оболочку комнаты, чем собственно комнату. От былой красоты тут сохранился только старый громоздкий шкаф, камин, стол, одинокий стул и подпирающие потолок колонны с изящными капителями. Стоя в дверях, Иван хмуро глядел на висящий на стене портрет покойного хозяина, на устах которого теперь змеилась довольная улыбка. Казалось, что он глумится над ними.