– Кто ходил по дому ночью? – спросил Опалин тоном, который не предвещал ничего хорошего.
– Я никого не слышал, кроме тебя, – ответил Платон Аркадьевич.
– Ты спишь в этом крыле – и никого не слышал?
– Да, черт побери!
Разозлившись, учитель повысил голос.
– Ладно, – буркнул Опалин, – это неважно. Пошли.
Они вернулись в столовую и заняли свои места. Лидия Константиновна, стиснув руки, посмотрела на Опалина и решилась:
– Если вы думаете, что портрет повесила я…
– Портрет меня не интересует, – ответил Иван, морщась. – Я о другом хотел спросить. У меня в комнате висит картинка с нанасом.
– Ананасом, – поправил его учитель, не удержавшись. Опалин мрачно покосился на него и вновь обратился к Лидии.
– На картинке еще нарисованы желтая ваза и тарелка. Помните их?
– Конечно, помню, – ответила Лидия Константиновна, успокаиваясь. – Это часть золотого сервиза, который Анна Филаретовна Голикова завещала Сергею Ивановичу вместе с остальным своим имуществом.
– Золотого сервиза? – Опалин поднял брови, его шрам дернулся. – И сколько там было тарелок… ну и вообще всего?
– Я не помню. Кажется, сервиз был неполный и раньше принадлежал какому-то королю… или принцу… Зинаида Станиславовна не любила, когда кто-то брал в руки предметы сервиза или спрашивал о нем. Поэтому я…
– А кто была эта Голикова?
– Богатая капиталистка, – опередив Ермилову, ответил учитель. – Вдова сахарозаводчика.
– Угум, – промычал Опалин, доедая хлеб. – А что, Сергей Иваныч помогал ей общаться с духом покойного мужа?
– Нет. С духом дочери, которая умерла в юности. – И тут впервые Лидия Константиновна позволила себе немного иронии: – С мужем Голикова и при жизни не любила общаться. Он дурно с ней обращался.
– А где этот сервиз теперь? – спросил Опалин, внимательно глядя то на собеседницу, то на учителя.
– Кажется, Вережниковы увезли его с собой, когда уехали за границу, – ответила Лидия Константиновна.
– Кажется?
– Меня тут не было, когда они собирались. Я тогда находилась в Петрограде. Сюда приехала, когда там стало совсем невозможно находиться, в декабре 16-го.
– Отчего невозможно?
– Ну… Все дорожает, и ничего нет. За хлебом очереди… – Лидия Константиновна зябко поежилась. – В газетах – бодрое вранье, за которым стоит безнадежность… Чуть ли не каждый день узнаешь, что на войне убили или ранили кого-то, кого ты знал. Жить трудно… Кто бы мне сказал тогда, что это будет такая малость по сравнению с…
Платон Аркадьевич послал ей предостерегающий взгляд, но она и сама остановилась, поняв, что продолжать не стоит.
– Так вот, я вернулась в Дроздово, просто потому, что мне некуда было больше ехать. Так странно было видеть опустевший дом… И сервиза уже тогда здесь не было. А почему он вас так интересует?