Это было лук – тот самый, блочный, сделанный Полом. А Люк добавил к нему две дюжины стальных наконечников и кованый нож.
Из-за них Лея каждый раз, возвращаясь в Офис, оставляла оружие здесь, – не хотела светить невиданные изделия.
В коридоре затрещало, загрохотало, посыпались сдавленные проклятия – кого-то из штурмующих прищемили дверью.
«… ещё чуть-чуть, и баррикада не выдержит…»
Лея вспрыгнула на верхний канат и, раскинув руки, побежала над пропастью. Люк замер у окна, дожидаясь, когда она доберётся до развилки стебля.
«…немножко… ещё совсем чуть-чуть, шагов пятнадцать…»
С грохотом вылетела дверь спальни, и на пороге возник гнилозубый. В руке у него опасно блестело короткое копьё.
– Ну чё, сучёныш, попался?
– Люк, я уже! Скорее!
Он швырнул в громилу обломком стула и вступил на мостик. Бегать по натянутой верёвке он не умел. Сейчас это не молучилось бы даже у такого мастера, как Пол – гнилозубый, боясь последовать за беглецом, вцепился в канаты и стал яростно их раскачивать. Люк держался изо всех сил, мостик ходил ходуном, а из окна неслись яростные маты охранников – кроме гнилозубого, за верёвки взялись ещё двое.
«… сейчас сообразят, что можно бросить копьё. Или начнут стрелять из своих пис-то-летов…»
Ш-ших!
Стрела прошуршала в дюйме от его головы. Охранник взвыл, схватившись за торчащее из бедра древко.
Ш-ших!
Новый вопль. Это уже гнилозубый – стрела пробила ему плечо. Двое других охранников испуганно пятятся от окна.
«…эх, жаль, все стрелы белопёрые, Лея не стала смазывать стальные наконечники ядом. Сказала, что это оскорбляет благородное оружие…»
– Стреляйте в него, идиоты! Скорее, пока не ушёл!
Голос Генерального, тонкий, писклявый, доносился из глубины апартаментов. Не хочет подставляться под стрелы, жирный трус…
Ш-ших!
Болезненный крик.
«…чей? Да какая разница?…
…вот она, развилка…»
Лея суёт ему в ладонь нож.
– Режь, я прикрою!
И, одну за другой, выпускает по маячащим на той стороне фигурам две стрелы. Судя по очередному воплю – удачно.
Ба-бах!
Что-то противно вжикает по волосам.
– Скорее, убьют!
Ба-бах! Ба-бах!
Мимо. Отлетевшие щепки царапают лоб, впиваются в щёку.
Бритвенно-острое лезвие (сам точил!) рассекает туго скрученные, пропитанные смолой пряди. Мелькнула мысль – заточкой пришлось бы пилить верных полчаса, и не факт, что справился бы… Ещё два движения – и мостик обрывается, бессильно повисает на фасаде.
– Побежали!
Ба-бах! Ба-бах!
Поздно. Толстенный, в десяток обхватов, стебель, надёжно прикрывает беглецов.
Хотелось заорать от восторга, прыгать, обнять Лею, расцеловать в пунцовеющие от боевого возбуждения щёки.