Может быть, и не страшно; но мне так остро их не хватает, что это сводит меня с ума. Теперь я позволяю себе почувствовать утрату и безмерно тосковать по ним, по крайней мере иногда. Я меньше сдерживаю свое горе. И вот я лежу под яблонями в нашем саду, на коврике, на котором до сих пор видны пятна от семейных пикников, и гляжу на две пустые кормушки для птиц. Когда-то Стив приладил их здесь, на ветках. Больше всего на свете я хочу услышать, как мои мальчики болтают субботним утром, насыпая в кормушки птичий корм.
Быть может, прорвавшаяся наружу тоска приносит мне некоторое облегчение. Когда я пыталась ее заглушить, особенно здесь, в этом доме, боль не делалась слабее. В мои первые приезды сюда, особенно по вечерам, их отсутствием словно бы веяло от стен и деревьев; пустота всякий раз била меня под дых. Теперь уже не так. Их отсутствие кажется не таким тяжелым, не таким свинцовым. На ночь я надеваю саронг Стива и вспоминаю, как пыталась хоть немного отодвинуться, когда муж во сне закидывал на меня руки и ноги. Как мне хочется ощутить его рядом! И воспоминание о нем согревает меня, помогает вынести пустоту в кровати.
Заново их узнавая, собирая воедино нити нашей жизни, я обретаю отчасти и себя. Ко мне возвращается ясность ума. В голове уже не крутится неотвязный вопрос: «Неужели и правда я была их матерью?» Возможно ли, чтобы такая огромная часть жизни вдруг оказалась не моей?
Становится легче, когда я впускаю в душу их свет.
Стена в гостиной до сих пор пестрит красными черточками — это мы измеряли рост сыновей. При виде неровных отметин я моментально возвращаюсь к себе тогдашней. Никаких сомнений не осталось. Это я улаживала бурные споры о том, кто вырос больше. Это я ругала Малли за то, что приподнимается на цыпочки, стараясь быть повыше, и елозит пятками по слегка облупленному плинтусу. Это я объясняла Вику, что глупо выпивать пол-литра молока перед самым замером: «Ты же не вырастешь сразу, прямо сейчас, правда?» Не раздумывая, я целую красные следы шариковой ручки, как поцеловала бы их макушки. Потом оседаю на пол и приваливаюсь спиной к стене.
Странно, но именно здесь, в лондонском доме, я обнаруживаю, что иногда они отпускают меня, оставляют в покое. В зеленых сумерках нашего сада я замечаю, как по ободку моего бокала с вином бежит крохотный паучок, и вдруг вспоминаю: мы переехали в этот дом таким же зеленым летом.
Был один из редких для Лондона жарких июньских дней — точь-в-точь как сегодня. Я всегда мечтала жить в одном из этих чудесных эдвардианских домов — их красные кирпичные фасады так нарядно смотрятся в ясную погоду. И вот мы нашли идеальный вариант: светлый, уютный, крепенький домик, которому нипочем наша вечная суматоха. На первое время можно смириться с недостатками, например с кричащим горчично-зеленым ковром в холле, словно взятым из какого-то паба середины семидесятых. Конечно, скоро мы сдерем его и восстановим оригинальную плитку, но это может подождать.