Вместо него – перекладины, образующие изнанку крыши. Крышу я долго и заинтересованно разглядываю.
Ну, что еще? В одном углу – старомодное бюро. У внутренней стены – большой сейф. На полу – ярко расцвеченные циновки. Тростниковые стулья и кушетки, рядом с ними – низенькие столики. В этой комнате можно с превеликим душевным уютом коротать время, особенно под глоток чего-нибудь этакого.
Старик – я не мог о нем помыслить по-иному при его-то бороде – был телепат.
– Присаживайтесь, присаживайтесь! Чувствуйте себя как дома! Может, по глотку? Конечно, прежде всего по глотку! Вам это необходимо. – Он ухватился за колокольчик и принялся звонить с таким рвением, словно хотел установить, сколько издевательств способен выдержать несчастный инструмент, прежде чем расколется пополам. Положив колокольчик, он посмотрел на меня:
– Рановато для виски? Верно?
– Да нет, в такое утро можно.
– А вам, юная леди? Коньячку? А? Коньячку?
– Благодарю вас, – и она одарила старца такой улыбкой, какой я от нее еще ни разу не удостоился. А ветхий ловелас аж зашелся от блаженства, пальцы на ногах поджал. – Вы так добры.
Я постепенно приходил к выводу, что его с постоянными повторами, построенная на перепевах и восклицаниях речь всегда такая; кстати, мне почудилось в этом голосе нечто смутно знакомое, – как вдруг отворилась задняя дверь, и в комнату вошел юноша-китаец, низкорослый, тощий, в одежде цвета хаки. Мышечная система его физиономии явно была сосредоточена на одной-единственной задаче: держать под замком эмоции. В результате он и бровью не повел, увидев нас.
– А, Томми! У нас гости, Томми! Напитки! Коньяк для леди, виски для джентльмена, приличную порцию... Ну, и... да, пожалуй, я тоже... порцию поменьше – для меня. И приготовь ванну. Для леди. – Что ж, я перебьюсь, мне и бритья достаточно. – Потом завтрак. Вы ведь еще не завтракали?
Я заверил его, что нет.
– Отлично! Отлично! – Тут он обратил внимание на наших спасителей, застрявших на крыльце с канистрами, вздернул мохнатую седую бровь и спросил меня:
– А что там?
– Наша одежда.
– Да что вы? Ясно, ясно. Одежда. – Свое отношение к столь эксцентричной трактовке чемоданной проблемы он оставил при себе. Проследовал к двери. – Оставьте-ка все это там, Джеймс. Вы сделали прекрасную работу. Просто прекрасную. Об остальном поговорим позже.
Мужчины отозвались щедрыми улыбками и пошагали прочь. Я спросил:
– Они разговаривают по-английски?
– Конечно.
– С нами не разговаривали.
– Гм... Разве?.. – Он огладил свою бороду, этот оживший Буффало Билл. – А вы с ними разговаривали?