— А дрожь в ноге?
— Ничего страшного. Кроме того, мне сейчас дадут лекарство против этого.
Симон уже опустил одну ногу на асфальт, когда Роберт положил руку ему на плечо.
— Ты еще помнишь самое прекрасное место в мире? Что ты сказал доктору Тифензее, когда он спросил тебя в своем кабинете?
— Да. — Симон улыбнулся.
— Мы поедем на этот пляж, — пообещал ему Роберт напоследок. — Когда все закончится. Ты, Карина и я. И купим самое большое мороженое, да?
Симон улыбнулся еще шире и помахал Роберту, прежде чем направиться к воротам. От парковки до входа в клинику было всего несколько метров, но Штерн следил за каждым шагом мальчика, почти гипнотизировал его. Он завел мотор. Не чтобы уехать, а чтобы в случае необходимости тут же рвануть к Симону. Конечно, здесь, на территории клиники Зеехаус, мальчику не грозили опасности, каким он подвергался в последние часы. Но страх Штерна исчез, лишь когда Симон скрылся за раздвижными стеклянными дверями внутри здания больницы.
Он посмотрел на часы и включил заднюю передачу. Было восемнадцать часов сорок шесть минут. Нужно поторопиться, если он не хочет опоздать на ярмарку.
— Хорошо, он здесь. Что я должен делать?
Бородатый мужчина в больничном кафетерии помешивал пенку в своем латте макиато, наблюдая, как мальчик пошел к лифтам.
— Симон наверняка пойдет в свое отделение, — проинформировал он собеседника в трубке и вытащил длинную кофейную ложку из стакана, чтобы облизать ее. Но тут встрепенулся.
— Подождите, — перебил он своего телефонного собеседника. — Они его только что узнали. Врач. Да, он говорит с врачом. Полагаю, тут сейчас такое начнется.
Он выпустил рифленый кофейный стакан из своих огромных лап и встал, чтобы лучше видеть толпу санитаров, медсестер и врачей, которая постепенно собиралась вокруг Симона. Голоса становились громче. Больница загудела от суетливого возбуждения.
— Правда? Вы уверены?
Взволнованные голоса перед лифтами звучали все звонче, и мужчине стоило усилий сконцентрироваться на инструкциях, которые поступали по телефону. Он попросил собеседника говорить громче. Наконец все понял и одобрительно хмыкнул.
— Все ясно, будет сделано.
Пикассо положил трубку и оставил кофе стоять нетронутым.
— Вааоуу бииилеееу…
Буквы расплывались у нее в голове. Неестественно растянутые, как на записи в замедленном воспроизведении, они складывались в непонятные слова.
«Где я? Что произошло?»
Карине казалось, что она сидит в стиральной машине, которая работает в режиме отжима. Жесткая скамейка сильно дрожала. Невидимая сила то и дело бросала Карину вперед, а через секунду снова прижимала к жесткой спинке.