— Тогда я не понимаю, почему вы так грубо с ним обращаетесь, если знаете, через что он прошел.
— Это же яснее ясного, деточка. — Отец хлопнул в ладоши. — Конечно, я знаю, что у него неприятности. Уже десять лет, а сегодня к этому добавилось еще несколько проблем. Но что я должен делать? Роберт не разговаривает со мной. Постоянно заходит и болтает о погоде, Бундеслиге или моих врачах. Мой собственный сын относится ко мне, как к чужому. Не подпускает к себе. Даже сейчас, когда крайне нуждается в моей помощи…
Штерн увидел влажный блеск в мутных глазах своего старика, когда повернулся к нему.
— Я даже обижаю тебя, парень. Каждый раз, когда мы разговариваем или встречаемся. Но ты остаешься равнодушным. Мне не удается тебя зацепить. А так бы хотелось…
Он кашлянул, чтобы прочистить горло, и снова обратился к Карине, которая с потерянным видом стояла посередине низкой комнаты.
— Но, может, у вас получится, юная дама. Я сразу понял, что у вас есть напористость. Три года назад вы приезжали сюда с Робертом и уже возражали мне, когда я болтал ерунду. И сейчас делаете то же самое. Мне это нравится.
Георг открыл рот, как будто хотел сказать еще что-то важное, но потом снова хлопнул в ладоши и повернулся к обоим сутулой спиной.
— Достаточно, — пробормотал он себе под нос. — Сейчас не время для сентиментальностей.
Шаркая ногами, он вышел из комнаты, а через несколько секунд вернулся с маленькой коричневой косметичкой.
— Вот.
— Что это? — спросила Карина и протянула руку.
— Домашняя аптечка Марии. Ее запас медикаментов. Под конец моя жена глотала опиаты, как конфеты «Смартис». Срок годности наверняка истек, но, может, трамадолор все равно подействует. Судя по внешнему виду Роберта, обезболивающее ему не помешает. — Отец криво улыбнулся. — А это для вас обоих.
Штерн поймал ключ, который бросил ему отец.
— От чего он?
— От автофургона.
— С каких пор ты ездишь на…
— Не я. Автофургон принадлежит моим соседям. Эдди уехал, а я должен переставить это чудище, когда на его участок приедет поставщик мазута. Берите, сматывайтесь и найдите на ночь какое-нибудь укромное местечко.
Георг опустился на колени и вытащил из-под лавки, на которой сидел Роберт, дорожную сумку.
— А здесь чистые вещи, свитера и все такое, чтобы переодеться.
Штерн поднялся и не знал, что сказать. Больше всего ему хотелось обнять отца. Но такого он еще никогда не делал. С тех пор как помнил себя, они всегда здоровались и прощались только за руку.
Поэтому он только сказал:
— Я ни в чем не виноват.
Его отец, который уже направился в сторону коридора, испуганно обернулся.