— Что вас так возмущает?
— То, что я стал посмешищем. На эту уловку «хороший полицейский — плохой полицейский» никто больше не ведется. Тем более человек уровня Роберта Штерна.
Хертцлих посмотрел вниз на свои нечищеные кожаные ботинки, шнурки которых были безнадежно спутаны. Потом удивленно покачал головой:
— Вообще-то, Энглер, я думал, что вы поняли методику.
Методика. Какая дурь. Энглер кипел от злости.
С тех пор как к ним присоединился Брандман, не проходило ни одной недели, чтобы Энглер не принимал участие минимум в одном семинаре по психологическим аспектам ведения переговоров. Великана одолжили три недели назад в рамках образовательной программы у Федерального управления уголовной полиции, где комиссар считался опытным психологом-криминалистом. Официально он был приставлен к команде Энглера в качестве консультанта, но, похоже, его статус уже повысился до следователя по особо важным делам. В любом случае Энглеру приходилось терпеть его даже во время допроса.
— Должен согласиться с комиссаром Хертцлихом, — дружелюбно вставил психолог-криминалист. — Вообще-то все прошло как по учебнику. — Он откашлялся. — Сначала Штерн занервничал из-за долгого ожидания. Потом, из-за моего молчания, он не смог определить, к какому лагерю я отношусь. В этом, между прочим, заключается отличие от устаревшей методики допроса, которую вы только что описали, господин Энглер.
Брандман сделал искусственную паузу, и Мартин задался вопросом, почему этот тип глупо улыбается ему, читая нотацию.
— Именно потому, что я не играл «доброго полицейского», нервозность Штерна переросла в смятение, и он начал искать подход к вам. А не найдя, в конце концов разозлился.
— Хорошо, возможно, я даже довел бы его до лая, если бы мы постарались. Я только спрашиваю себя, к чему весь этот спектакль.
— Тот, кто злится, допускает ошибки, — проговорил Хертцлих, и Энглер не в первый раз задумался о том, насколько неподходящими могут быть некоторые имена.[1] Он не знал никого во всем полицейском отделении, кто бы согласился перейти на «ты» с шефом на рождественском празднике.
— Кроме того, нам были нужны различные эмоции Штерна для зрительного анализа его рефлексов.
Зрительный анализ рефлексов. Отслеживание взгляда. Пупиллометрия. Все это новомодная ерунда. Уже неделю мрачная комната для допросов, где они сейчас напустились друг на друга, в экспериментальных целях была подключена к всевозможному оборудованию. Одна из трех скрытых камер была направлена в глаза допрашиваемому. Согласно теории, преступника выдавало частое моргание, сужение зрачка и изменяющийся угол зрения при допросе. На практике Энглер соглашался с этим, но придерживался мнения, что опытный следователь не нуждается в такой чепухе, чтобы распознать ложь.