— Это старый прием. Они увидели, что вы не оформляете патенты, а накапливаете их, вот вам и подкинули новодел: нормальные патенты, только отправленные уже патентным поверенным в патентное ведомство, разве что название поменяли. Такие патенты не пройдут экспертизы — они уже заявлены. Поверьте, как минимум, на пять из них я сейчас пишу рецензии. Вам в этом ворохе бумаг ловить нечего, ни копейки.
— Как?..
С трудом выдавил я из себя. Но Растопшин на мои эмоции не обратил никакого внимания. Он спокойно поднял тонкую стопку из двух документов.
— А вот эти попали к вам совершенно случайно. Их можно реализовать. Но много не заработаете. Я их оцениваю в тысяч двадцать-двадцать пять за оба. Пока найдете, кому реализовать, потратите примерно столько же денег и много-много времени. Так что вас решили просто убрать с этого рынка: аккуратно и без крови. Советую послушать моего совета и убраться самим, если продолжите дело, лучше попробовать договориться, но у вас будут серьезные проблемы, в этом бизнесе такие зубры работают — они таких как вы жрут пачками… Хорошо еще, что решили, что вы лох, и что вас можно просто на бабки кинуть, уверен, что этих потерь будет вашей фирме достаточно, чтобы все прекратить?
Я что-то невразумительное промычал в ответ.
— Выпейте воды, успокойтесь. Понимаю, неприятно, если бы догадались прийти к старику раньше — избежали бы этих, и многих других, неприятностей.
И старик протянул мне стакан воды. Морщины на его лице изобразили какое-то подобие добродушной улыбки. Я стал пить теплую воду большими глотками.
— Да, мое время стоит двести долларов в час. Для Миши я всегда делал хорошие скидки. Так что… С вас сто пятьдесят долларов — округлим в вашу сторону.
— Извините… — откуда-то я нашел в себе силы что-то произнести более-менее раздельно. — Я бы хотел показать вам еще один документ. Я его приобрел за сумму в десять раз большую обычной. Случайно. Посмотрите?
— Время мое, деньги ваши, отчего же не посмотреть? — и старик протянул морщинистую руку с увесистой золотой печаткой на указательном пальце.
Я подал ему ксерокопию документа. И тут я увидел, как лицо Растопшина меняется на глазах, куда это делась его добродушность, показное веселие? Он выглядел озабоченным и чем-то напуганным.
— Это все? — голос его звучал тихо и как-то сдавленно.
— Да нет, там еще чертежи были, я их не ксерил.
— Это все у вас сейчас?
— Да, оригиналы хранятся в надежном месте.
— Вот как… вот как…
Старик задумался, он думал минут пять, если не больше, потом неожиданно вскочил со своего стула и подошел к окну. Он говорил со мной, как с несуществующим местом, отвернувшись к окну, и это меня тогда не покоробило — таким шоком оказалось то, что он сказал: