— Будет выполнено, товарищ генерал — майор!
— А сейчас, — Роговцев взглянул на часы, — согласно распорядку вам пора смотреть кино.
— Есть смотреть кино. '
Кинозал управления был невелик — мест на сорок — пятьдесят. Но даже в таком «комнатном» кино сидеть только вдвоем было непривычно, и окружающая пустота сначала отвлекала. Но понемногу капитан Калина обвыкся и с максимальным вниманием стал следить за событиями на экране. Понимал: это не развлечение и не причуда, а специальный подбор знаний, зримый, наглядный, фиксированный материал, каким ему вскоре придется оперировать. Знание Германии помогало Калине видеть и то, что не попало на экран, схватывать детали и нюансы, незаметные для человека несведущего, снова, как когда–то, во время стажировки чутко улавливать ритмы регламентированного нацизма, какого–то ужасающе — театрального бытия целой нации, где с трибун с циклопической свастикой истерически орали в полный голос фюреры и лейтеры, а все остальные, словно по команде, выбрасывали вперед руки.
Кинохроника фашистского разбоя в сжатой в двухчасовой сеанс подборке поражала однообразностью решений и художественных средств. Всюду был накатанный стандарт. Массивный орел в железных латах, держащий в когтях свастику. Разбитый пограничный шлагбаум. Танки вермахта и бомбы люфтваффе. Гибнущие во взрывах города и села. В очередной захваченной столице фанфарный «Хорст Вессель лид» под непременный военный аккомпанемент — ударный грохот вермахтовских сапог. Хвастливое пение убийц.
С дороги прочь! Шагают легионы!..
С дороги прочь! Шагает штурмовик!..
И финал — ораторская истерия Адольфа на берлинском стадионе, где на черном фоне пылающим змеем извивается свастика из тысячи поднятых факелов.
Подкованные сапоги грохочут по мостовым Праги. Колоссаль!
Норвегия и Дания. «Шагают легионы». Гут! Гитлер пританцовывает в Компьенском лесу, подписывая акт капитуляции. Зер гут! Превосходно.
Немецкие танки утюжат Югославию и Грецию. Колоссаль!
В Германию из захваченных и ограбленных стран идут нескончаемые эшелоны с хлебом, мясом, маслом, сыром, курами, утками, коровами, свиньями. Грабители, убийцы, насильники, очумевшие от безнаказанного континентального разбоя, радостно вопят: «Зиг хайль!»
Миски с дармовой жратвой, ложки жадно выскребывают до дна…
22 июня 1941 года. В микрофон берлинского радио среди ночи зловеще сообщает Геббельс:
— Фюрер вручил судьбу Германии в руки немецкого солдата!
«Выравнивание» линии фронта под Москвой под «натиском генерала Зимы».
Фурхтбар! Шреклих! Энтзецлих!..
Страшно! Ужасно! Жутко!..