— Давай ее сюда!
Алексей положил мешок на землю и приказал Галине:
— Лезьте!
— Вы с ума сошли!…
— Лезьте, вам говорят!
Не слушая возражений, он подхватил свою спутницу за талию и поднял к окну. Там ее принял парень в буденовке. Ноги Галины беспомощно мелькнули в воздухе и исчезли в вагоне.
— Возьми багаж!
— Ого! Хорошо приданое! — сказал парень, беря у него мешок. — Тепленькое… Стой, а ты куда?…
Алексей подпрыгнул и, подтянувшись на руках, лег животом на оконную раму. Снизу кто-то схватил его за ногу, он отлягнулся и влез в купе.
— Спасибо, друг, — сказал красноармейцу, — все в порядке!
— Э-э, — разочарованно протянул тот, — какой уж порядок, я думал, она одна!
— Ничего, парень, сватайся, я не помешаю, — успокоил его Алексей. — Можешь даже полку ей уступить!
— А ты, я гляжу, ушлый! — сказал парень и полез на свое место.
Галина уже сидела в углу у окна. Даже в сумраке вагона было видно, какое у нее злое покрасневшее лицо. Алексей запихнул мешок под скамью и втиснулся напротив нее между стеной и пожилым крестьянином в постолах и солдатской гимнастерке.
— Теперь едем! — сказал он, довольный, что все так благополучно устроилось.
Вагон быстро наполнился до отказа. В проходах выросли горы всевозможного скарба. Люди сидели на полу, на вещах, стояли в тамбуре. Погромыхивала крыша! на ней тоже размещались пассажиры.
Медленно, точно через силу, обросший людьми поезд тронулся с места. В вагоне поднялась возня, ругань, в проходах сооружали из корзин лежаки.
— Ничего, умнемся, — заметил парень в буденовке, — ежели косточка в косточку, так еще столько же уместится. Эй, тетка, — сказал он женщине-крестьянке, ехавшей с двумя детьми, — давай сюда твоих огольцов, нехай с удобствами едут.
И действительно, умялись. Детишек распихали по (полкам, вещи затолкали под лавки. Стало немного просторнее. Тем, что на крыше, приходилось куда хуже: их обдувало дымом, осыпало искрами из паровозной трубы. Теснившиеся в вагонах пассажиры справедливо считали, что им еще очень повезло.
Поползли медленные дорожные разговоры. Парень в буденовке угостил Алексея махоркой и рассказал, что едет после демобилизации домой, в Парканы. Он был весел и болтлив — один такой на все купе: в конце пути его ждала встреча с матерью и родными местами, которых он не видел добрых три года. Старик молдаванин с семьей из пяти человек возвращался на родину, в Карагаш. Восемь лет он батрачил в немецкой экономии близ Одессы. Во время контрреволюционного мятежа немцев-колонистов убили его старшего сына и сожгли хату… Пожилой крестьянин, сосед Алексея, оказался председателем комбеда из какого-то села на Днестре. Он ездил в Одессу хоронить умершую от тифа сестру. Женщина-крестьянка была беженкой с голодающего Поволжья. Она рассказывала сидевшей рядом с ней Галине: