– Тоже не проблема. Самым сложным оказалось убедить того человека, что это совершенно секретно. Он все еще сомневается.
– Но он не будет болтать?
– Я думаю, не будет. Без доказательств никто ему не поверит. Это похоже на сказку.
– Ну?
– Двадцать две тысячи. Плюс – минус триста лет.
– И отпечатки пальцев совпадают? На бутылке и на…
– Я же говорил тебе, что совпадают. Но теперь, будь добр, скажи мне, каким образом человек, который жил двадцать две тысячи лет назад, мог оставить отпечатки пальцев на бутылке, изготовленной в прошлом году?
– Это долгая история, – ответил Бойд. – И я не уверен, что мне следует ее рассказывать. Кстати, где ты держишь палитру?
– В надежном месте, – сказал Робертс. – В очень надежном. Но могу вернуть тебе и палитру и бутылку по первому же требованию.
Бойд поежился.
– Пока не надо. Я не знаю, когда они мне понадобятся. Может быть, никогда.
– Никогда?
– Знаешь, Джон, мне надо все это обдумать.
– Черт, вот ерунда какая! – произнес Робертс. – Получается, никому это не нужно. Никто не осмелится хранить и выставлять эти вещи. Люди из Смитсоновского института к ним и близко не подойдут. Я не спрашивал, и они ничего еще не знают, но я просто уверен. Если не ошибаюсь, есть ведь какие-то законы о тайном вывозе изделий из страны…
– Да, есть, – ответил Бойд.
– А теперь и сам ты от них отказываешься.
– Я этого не говорил. Просто пусть они пока побудут у тебя. Место надежное?
– Вполне. А теперь…
– Я же сказал, это долгая история. Но постараюсь не очень растекаться. Короче, есть один человек… Баск. Он появился у нас в лагере десять лет назад, когда я занимался раскопками в пещерах…
Робертс кивнул.
– Я помню эту экспедицию.
– Так вот, он попросил работу, и я его взял. Он довольно быстро вник в суть дела и почти сразу освоил нужные приемы. Стал ценным помощником. С местными рабочими это часто случается. Они словно чувствуют, где кроется их древняя история. А когда мы начали работу в Гаварни, появился снова, и я, признаться, был рад его видеть. У нас сложились, можно сказать, дружеские отношения. В последний мой вечер перед отъездом он приготовил восхитительный омлет – яйца, помидоры, зеленый перец, лук, сосиски и ветчина домашнего копчения. Я прихватил бутылку вина.
– Ту самую?
– Да, ту самую.
– И что дальше?
– Он играл на свирели. На костяной свирели. Маленькая такая пищалка. И не бог весть какая музыка…
– Там была свирель…
– Это другая. Того же типа, но другая. Они почти одинаковые. Одна лежала у живого человека в кармане, другая – рядом с палитрой в гроте… И в нем самом тоже было что-то необычное. Ничего такого, что бросалось бы в глаза, но тем не менее я постоянно замечал всякие странные мелочи. Раз, потом другой. Порой с большими интервалами… Иногда даже забываешь, что привлекло внимание в первый раз, и трудно связать свои наблюдения. Чаще всего у меня возникало впечатление, что он слишком много знает. Какие-то мелкие подробности, которые вряд ли мог знать человек вроде него. Или что-то такое, чего вообще не может знать никто. В разговоре проскальзывали разные мелочи, а он этого, видимо, даже не замечал… И его глаза… Раньше я не осознавал. Только потом, когда нашел вторую свирель и начал задумываться обо всем остальном… Однако я говорил о глазах. Так вот, выглядит он молодо, этакий никогда не стареющий молодой человек, но глаза у него очень старые…