Только поэтому меня и вытащили. Ближайший катер взял меня на борт уже через две минуты после того, как меня засекли радары — а, значит, почти точно в тот момент, когда я появился в этой точке временной шкалы.
Доктора говорят, успей они секунд на тридцать раньше — и реабилитация заняла бы какую-то пару недель. Но случилось как случилось.
Меня латали месяцев шесть. Причем первые два я был в вегетативном состоянии. Потом меня заново учили говорить. Точнее, это они считали, что учат меня заново. Мне удалось достаточно убедительно сыграть полную потерю памяти.
Местный язык — вообще отдельная песня. Точнее, один из местных языков, который чаще всего используется в соединениях Единых Сил Обороны Конфедерации. Когда-то на нём говорили в нескольких странах, расположенных ближе к экватору Южного континента. Так уж вышло, что в середине Просвещенных веков эти страны заняли передовые позиции в науке, вот с тех пор и пошло: именно их язык стал эталоном сначала научного, а потом и межгосударственного общения. Учить его было не то, чтобы очень уж сложно — грамматика довольно простая и логичная, правила незамудрёные, но вот фонетика… с фонетикой было, прямо скажем, очень сложно. Несмотря на то, что древний Марс был существенно массивнее современного, сила тяжести на его поверхности была довольно низкой. А, значит, и плотность атмосферы тоже была невысокой. Это заметно влияло на частотное восприятие речи. Попросту говоря, в местных языках было много откровенно громких, пищащих звуков, которые мне поначалу было воспроизводить очень и очень сложно. После каждого занятия я мучился от болей в горле. Однако же, со временем, приноровился, и к окончанию курса лечения мог изъясняться достаточно бегло.
Картина мира, где я оказался, открывалась передо мной постепенно. Уже освоив язык, я долгое время боялся задавать вопросы. Ведь было непонятно, где я нахожусь, за кого меня принимают, и самое главное — что со мной планируют делать. Тут всё оказалось довольно просто и интересно. Оказывается, незадолго до атаки противники захватили сверхсекретный центр ЕСОК, где готовили элитных солдат. Точнее, не просто готовили. Их там выращивали. Путём подбора оптимальных генетических модификаций. Правительство Конфедерации нехотя дало разрешение на реализацию проекта — когда узнала, что у врагов уже пару лет существует подобное направление, и показывает отличные результаты. Вот, за одного из солдат уничтоженного противником центра меня и приняли.
На моё спасение направили такие огромные ресурсы, потому что было критически важно понять: удалось ли учёным создать психически стабильную модификацию суперсолдата. И я демонстрировал очень обнадёживающую динамику. А после анализа моей ДНК, ученые совершенно не сомневались в моём искусственном происхождении.