— Скажи это его разработчикам… — тихо пробормотал я.
— Что? — переспросил Кай.
— Ты вроде не с духом разговариваешь, — сказал я громче, — и вообще, давай подумаем, куда рванём вечером. Нам полагается два выходных.
Я слышал, как Кай втянул воздух, готовясь к возмущенной тираде, но потом тихонько его выдохнул. Он сделал паузу. Потом сказал:
— Я не хочу один тут остаться. Ты это понимаешь?
— Я не собираюсь бросать тебя, парень, — сказал я, блаженно вытягиваясь на камнях.
Боль в плече уходила теплыми толчками. Это было необыкновенно приятно.
В эвакуационной команде были медики. Уже в коптере мне наложили швы, и заново перевязали рану, добавив быстрозаживляющие накладки. Кай стоически глядел на эти манипуляции, укоризненно глядя на меня своими влажными черными глазами. В этот момент он походил на побитого щенка.
Честно говоря — я и сам не знаю, что на меня нашло. С самого начала нам давали понять: не все миссии предназначены для того, чтобы их успешно пройти. Некоторые задания специально проектировались невыполнимыми. И одной из задач было научиться их распознавать, и отступать вовремя. А я всё никак не хотел этому учиться.
В итоге из двенадцати боевых полигонов мы с Каем не завалили ни одного. А по слухам — поражений должно было быть не менее четырёх.
Мысль о том, что кто-то из этих извращенцев, отвечающих за боевую подготовку, и проектировавший эти адовы площадки получил по шапке от начальства за неумение правильно наладить учебный процесс грела душу.
Но еще больше меня радовала предстоящая двухдневная увольнительная в город. Именно так нас вознаграждали за успешно выполненные миссии. И я научился пользоваться этими наградами по полной. Странно, я ведь никогда раньше особо не любил гулянки. Даже по клубам не ходил. А тут — как плотину прорвало.
Хотя, если вдуматься, ничего удивительного. Те вещи, которые со мной произошли — они ведь не могут пройти даром. А мне их даже обсудить не с кем. Вот, приходилось давить тоску по дому — любыми доступными способами.
Мне регулярно начал сниться такой кошмар, как будто я и в самом деле потерял память. И моя жизнь началась несколько месяцев назад. Та безысходность, которую я при этом чувствовал — думаю, это самое страшное, что может пережить живой человек.
Пока коптер летел на базу, я успел вырубиться. Не от потери крови — просто, от усталости. Мы с Каем не спали почти три дня. Полигон вышел на редкость выматывающим.
После приземления был обыкновенный медицинский осмотр. Я опасался что из-за раны меня могут закрыть на несколько дней в лазарете, и уже приготовил аргументы, почему этого делать не стоило. Но обошлось. Доктор предупредил о мерах безопасности, поменял повязку на более комфортную и лёгкую, и попросил зайти показаться через пару дней.