«От победы коммунизма зависит не только предотвращение новой империалистической войны, более страшной, чем недавно окончившаяся, от его победы зависит само существование народов. Только победа коммунизма может предотвратить возвращение человечества к варварству».
«Смотри, какие пророки!» — с неясной тревогой пробормотал Гашков и скривил губы. Ему вдруг показалось, что тесняки поднялись на недосягаемую высоту, все видят, все знают, рассуждают твердо и убежденно. «Воробьев пугают!» Он бросил газету, но тут же снова поднял ее.
«Гибельные последствия мировой войны — дороговизну, разруху, голод, безработицу, растущую смертность — народам не выдержать при старом общественном строе».
«Вот что их беспокоит!» — оживился Гашков, словно нащупал слабое место своих противников.
Он снова склонился над газетой.
«Колоссальный долг, доставшийся в наследство от войны и исчисляющийся тысячами миллиардов, способен остановить всякое дальнейшее развитие общества».
Против этого трудно было возражать, но именно поэтому старый Гашков разозлился. «Н-да, — он закрутил головой, — эти лоботрясы знают, куда бить!»
Статья заканчивалась словами, насторожившими Гашкова.
«Старое общество безвозвратно осуждено на гибель. Рушатся его основы, и бешеная ярость буржуазии не предотвратит его окончательной гибели. Эта ярость только доказывает его бессилие. Мощная волна коммунистических идей, прокатившаяся по всему миру, — предвестник близкой и несомненной победы нового общества».
Старого сельского богача трясло как в лихорадке. Его охватил необъяснимый и непреодолимый страх. Раз Русин тайком читает эту газету, все это не пустые угрозы тесняков.
«Что делать?» — спрашивал себя ошеломленный Гашков.
Однажды он видел, как их река вышла из берегов. Это произошло после проливных дождей. Вода была мутной, темной, как берега, она сметала все на своем пути, и ничто живое не могло остановить ее стремительного напора.
Коммунизм казался ему сейчас таким же сильным и грозным, как вышедшая из берегов река.
«Уж не наступило ли время второго пришествия?» — думал пораженный своим невольным сравнением Гашков.
Каждое слово этой статьи и жгло, и западало в душу… Да, страшна эта газета, опасна!
Он сунул газеты на прежнее место, поправил покрывало, чтобы молодые не догадались о его посещении, и тихо, на цыпочках, вышел, стараясь не ступать на половики.
Внизу, как уже много лет подряд, хлопотала жена, неутомимая, внимательная, покорная. Гашков сел на топчан, сжал голову обеими руками. В дверях показалась Гашковиха, недоуменно остановилась, потом вошла. Муж не поднял головы, не взглянул на нее. Его часто мучили боли в желудке, и она привыкла к его ворчанию, плохому настроению, раздражительности. Женщина хотела выйти из комнаты, но ей показалось, что на этот раз ему намного хуже, чем обычно. Она подошла к мужу, постояла над ним, ожидая, когда он поднимет голову. Тогда она спросит, что с ним, как ему помочь, но муж не изменил позы. Она села рядом, положила ему на плечо руки.