— Что? Что со мной? — крикнул он и ударил ее в грудь. — И еще спрашиваешь, а? Кто рассказал твоему брату о том деле… Признавайся, не то убью тебя!
— Желязко! Поверь мне, я никому ни слова не сказала… Никому…
— Лжешь!
— Неужели я тебя стану обманывать, Желязко?
— Лже-ешь! А твой брат откуда узнал об этом?
— А разве это брат написал?
— А кто же! Я, что ли?
Она опустила голову.
— Гов-вори! — глухо прорычал он и схватил ее за локоть. — Прирежу, как козленка!
— Не знаю… Желязко! — простонала Латинка и закрыла лицо руками. — Зачем ты меня мучишь, Желязко?
— Слушай, — процедил он, уже охваченный бешенством. — Признавайся!.. А то не знаю, что сделаю с тобой! Понимаешь?
Она обессилела, рухнула на постель и захлебнулась в глухом неудержимом плаче.
— Ревом не отделаешься… Скажи мне… Только мне…
Она снова поднялась, и в сумерках лунной летней ночи он увидел ее лицо, искаженное от мучительного напряжения. Завитки волос упали на ее щеки, влажные и нежные, как молодой мох!
— Ничего я не знаю, Желязко. Почему ты мне не веришь?
Он молчал, и это молчание говорило ей о бушевавшей в нем душевной борьбе, о его безволии.
— А как тебе верить, как? Кроме тебя, никто не мог узнать об этом. И только твой брат мог написать эту гадость про тятю… Только он. Никто другой!
— Пусть даже он написал. А я-то в чем виновата?
— А брату кто сказал, скотина? — вспыхнул он с новой силой. — Говори! Ну!
— Не знаю… поверь мне, не знаю!
— Узнаешь! — процедил он, захлебываясь от злобы. — Уз-на-ешь! — и кулак его взвился над ее головой.
Село взбудоражилось. Весть из газеты, точно вихрь, облетела все дома. Кто-то принес один номер: но буквально за несколько часов он побывал в руках пятидесяти-шестидесяти человек и превратился в клочья. Кое-кто начал сомневаться.
— Пустое дело?.. Нигде об этом не написано, просто кто-то вздумал пошутить…
— Написано! Своими глазами видал…
— А ежели и не написано, разве Жанката не может этого сделать?
— Этакий волк!
— А кто все-таки узнал о его планах, а? — спросил один крестьянин.
— Коммунисты! Коммунисты! В их газете написано…
— Слушайте! Это он сам сделал… Сам написал, чтобы посмотреть, раскачаемся ли мы!
— Эх, дубина! А как тут не раскачаться! Небось, он всех нас продаст, и опять его должниками будем…
— Вот, подсчитайте! — объяснял крестьянам Андон Муранлията. — У общины и у Жанкова каждый из нас арендовали, скажем, по гектару. Земля хорошая, нечего душой кривить. Когда мы ее брали, думали, что сможем продать зерно по два-три лева за кило… А сейчас и лева никто не дает…
— И еще дешевле будет…
— Цены падают, не поднимаются… Если с каждого гектара получим по 1200—1300 кило, чистый убыток будет не меньше 400—500 левов… Одним словом — дело дрянь.