«Это все очковтирательство. Больше я туда не пойду».
И рассказал Томашу, что он вызвался прислуживать во время мессы и обнаружил, что священник пьет обыкновенное вино, а после службы они с церковным служкой распивают и то, что осталось в золотом потире, и лица их краснеют.
Свое слово Мартин сдержал и в бога больше не верил. Но, по-видимому, он продолжал жить в системе искусственных понятий добра и зла и противился каждому шагу, уводящему его от них.
Томаш и позднее сталкивался с людьми, дотошно придерживавшимися абстрактных принципов; он называл их честными дураками. Он не мог понять, как это можно, чтобы человек, имеющий право решать, не решал бы вопрос в свою пользу. Еще когда он работал на факультете, сколько раз бывало, что перед вступительными собеседованиями его начинали обхаживать знакомые. Интерес к образованию был огромный, абитуриенты сливались в безымянную массу, и он не видел в том греха, если при прочих равных условиях отдавал предпочтение тем, о которых что-то знал. На собраниях он слышал, конечно, выступления против коррупции и протекционизма, но то, что он делал, нельзя было обозначить как взятку, потому что он ничего ни от кого не брал — это противоречило его морали, ибо и он постепенно разработал собственную систему приказов и запретов. Вступительные собеседования, говорил он знакомым, — это лотерея. Кому-то приходится тянуть номера, и всегда лучше, если при этом у него не завязаны глаза.
Мартин им не помог, но Томаш с Ондреем все-таки доучились. Томаш остался на факультете, Ондрея распределили «в поле», как тогда было принято выражаться. Именно к тому времени относится знакомство Томаша с Беатой. Он заметил ее на первом же семинаре, который вел на третьем курсе. У нее были светлые волосы и толстые губы. Они гуляли почти год, и это были лучшие месяцы его жизни. Взявшись за руки, бродили по паркам, целовались, каждую субботу танцевали в Девине. Потом она осталась у него до вечера воскресенья; когда он проводил ее до общежития, она всем объясняла, что ездила к родителям в Тренчин. Этот маленький обман очень ему в ней понравился. Он настраивал его на восприятие какого-то иного мира, где девушки были девушками и с наступлением темноты не выходили из родительского дома.
И вдруг — как гром среди ясного неба. Об этом писали все газеты. Была раскрыта крупная афера, связанная с хищением мяса. Отец Беаты работал на бойнях и был одним из главных обвиняемых. Беата в тот вечер плакала. Они сидели на скамейке в парке, и она все повторяла:
«Это конец, это конец».