— Зал ожидания открыт? — спросил я.
— Что вы сказали?
Я повторил вопрос.
— А скорый-то уже ушел.
— Нельзя ли мне посидеть в зале ожидания, если он открыт ночью?
— И пассажиров было не так много, — сказала уборщица. — Я с перрона смотрела. Я всегда смотрю, как отходит скорый.
— Спокойной ночи, — помахал я ей рукой.
— Да уж давненько, поди, отошел. Далеко он уже, скорый-то.
Из своего окошка высунулся кассир. В узенькое отверстие пролез только его орлиный нос да проволочные кружки очков.
— Вам куда?
У кассира был хриплый, неприятный голос. Я даже вздрогнул.
— Как… куда? — в замешательстве пробормотал я.
— Да скорее вы, не задерживайте. Куда билет-то?
— Никуда, не утруждайте себя.
— Ходят тут всякие, покою от них нет…
Я поспешно вышел. Остаток ночи проторчал в соседнем сквере. Было холодно, я то старался согреться быстрой ходьбой, то снова опускался на скамейку, жесткую, каменную, неуютную. Целыми минутами пялился на часы; стрелки ползли невыносимо медленно, словно продираясь сквозь незримые преграды.
Наконец все-таки рассвело. Я промыл глаза у фонтана и отправился в молочный бар неподалеку. Только горячее какао вернуло меня к жизни. Я вдруг осознал, что, в общем-то, не так уж теперь и рано, скоро и на работу пора. Оставшееся время я решил провести в парикмахерской.
— А, привет, — встретил меня очкастый парикмахер, чья фамилия прочно врезалась мне в память, как имя ветхозаветного пророка, который употребил свою способность творить чудеса на то, чтобы показывать дешевые ярмарочные фокусы, и был по этой причине прогнан с площади.
Кравярик усадил меня в кресло и, намылив мне щеки, сказал:
— А знаете, я ведь тогда был прав!
— В чем?
— В том, что все это треп.
— Что именно?
— Да это вот! — Он скривил губы, словно не на него снисходил провидческий дар, позволяющий отличать опытных от неопытных, способных приказывать и умеющих подчиняться, словно это не он посылал машину с людьми копать никому не нужную яму. — Со львами-то!
Я дернулся:
— Не понимаю вас!
— Радио утром не слушали?
— Нет. Что-нибудь серьезное?
— Зоопарк передал опровержение. Насчет того, что сбежали львы. Господи, сколько шуму из ничего.
Я сорвал салфетку, выбежал на улицу и в ближайшем киоске купил газету. Газета подтвердила слова Кравярика. Дирекция зоопарка свалила всю вину на счетную машину, не совсем исправную, которая ошибочно выдала меньшее количество львов, чем их числилось по инвентарной книге.
Моя первая мысль была кинуться с этой новостью к нам на работу, но вряд ли это могло бы еще хоть что-то изменить.
И я решил пойти домой: как только кончилась тревога, даже страшные звери, спрятанные в моей комнате, перестали казаться опасными — все сразу представилось мне кротким, добреньким, уютным; я словно вернулся с дальней дороги, обнимал взглядом знакомые улицы, и дома, и лязгающие трамваи, а потом — будто разом поднялись шторы — яркое солнце залило весь мир, я даже пошатнулся, зажмурился, вслепую нащупал знакомую дверь, и знакомый замок, и знакомый ключ. Рывком распахнув дверь, я вошел и с нетерпением открыл глаза. В комнате никого не было. Только в углу валялось пять пустых прорванных мешков, а разодранная занавеска и опрокинутые цветочные горшки указали мне, что мои нежеланные гости ушли через окно.