— Вы должны рассказать мне все с самого начала, — сказал я, усевшись в кожаное кресло в его сумрачном кабинете.
— Кофе? — предложил Юрига, включая электроплитку.
— Да нет, спасибо.
— А вы выпейте. Я завариваю жидкий, как чай. После такой дальней дороги вы, верно, изрядно проголодались.
— В поезде был вагон-ресторан.
— Жаль, — сказал он, вынимая из ящика письменного стола две чашки. — А то у нас найдется что перекусить.
— Да вы не хлопочите. Провиантом я запасся! — И я показал на свой туго набитый портфель.
— Ну как в Братиславе? — вдруг спросил он.
— А что? Обыкновенно.
— Дождя нет?
— Нет.
— Жара поди страшная.
— Это есть.
Кастелян Юрига помолчал, как бы собирая силы для нового потока идиотских вопросов.
— Как ехали? Хорошо?
— У меня плацкартный билет.
— Этот замок построен в 1629 году, — не изменяя тона, перешел он вдруг на совершенно иной предмет, и я воспринял это с облегчением. — Построил его граф Вилани. Затем замок сменил нескольких владельцев и три раза выгорал дотла. Бывала здесь и Мария-Терезия.
Все это он произнес с цицероновской непринужденностью, в пространство, машинально, как бы не сознавая ни моего присутствия, ни клокотания закипевшей воды, ни шипения брызг на раскаленной спирали плитки.
— Что ж, здание неплохо сохранилось, — отозвался я в некотором замешательстве. — Удивительно, как это его не захватило для себя какое-нибудь учреждение.
— О нет. — Глаза его как-то странно подпрыгнули, и он покраснел. — Хотя я иной раз и желал бы этого, никогда этого не будет, потому что никто не согласится въехать в замок, в котором…
— Вы хотите сказать — в котором нечисто, — перебил я его.
— Ах, не говорите так. Нельзя об этом говорить вслух. По крайней мере при мне… — Он испуганно и вместе как-то доверительно коснулся моего плеча.
— Кто-нибудь еще живет в замке?
Юрига окинул взглядом стены, словно искал чего-то.
— Нет, — ответил он. — Только… только…
— Стало быть, вы здесь не один?
— Тут еще это… — Он наклонился ко мне, губы его сложились, однако ни звука из них не вырвалось.
— Понял, — сказал я. — Вы ведь об этом и пишете.
— Боже мой, неужели?!
— Могу вас заверить, все останется между нами. Говорите с полной откровенностью. Понимаете? С полной откровенностью.
— Живу я тут один как перст. И порой мне бывает тоскливо. Особенно по вечерам. Тогда что-то подкатывает к сердцу, и я занимаю себя всякой чепухой. Знаете, что я делаю? — Пот выступил у него на лбу, зрачки неестественно расширились. — Пасьянсы раскладываю. На этом самом письменном столе до утра раскладываю пасьянсы, а там уж и светает, день настает, а я все сижу за этим источенным червями столом и не чувствую никакого утомления.