Я не верю ему. Не верю и сейчас, видя эти брошюрки, безжалостно зажатые Оттовой энциклопедией. На полках ничего другого нет. Кошляк как-то проговорился, будто после окончания школы не прочел ни одного романа. «Охота была читать разные выдумки! — И добавил, ухмыльнувшись: — Такое могли позволить себе лишь в прошлом столетии. А я читаю газеты, ну, и журналы. Мне этого хватает. Научно-техническая революция неумолимо наступает». Кошляк у нас специалист по этой самой научно-технической революции и долдонит о ней на каждом шагу, но я уверен, спроси у него, что это за революция, Кошляк смешается и не будет знать, что ответить. Однажды он даже читал нам лекцию на эту тему, но никто ничегошеньки не понял: он читал так заковыристо и сложно, как будто у него были перепутаны не только страницы, но и все строчки.
Когда стемнело, зажгли старомодную лампу под пожелтевшим пергаментным абажуром с изображением парусника. И тут же в гостиную вплыла пани Эржика, принесла кофе и опустила шторы.
— Комары летят на свет, — извинилась она. — А муж очень аллергичен к комарам.
— Какие ж весной комары! — возразил я.
— Они угрожают нам постоянно. Круглый год, молодой человек.
— Это из-за сырой земли на грядках, — заметил Раух. — Будь у меня садик, я не поливал бы его так обильно.
— Раз в неделю я жгу в саду дымовые шашки, — распинался Кошляк. — Но это стоит денег.
— Кофе для вас вот в этой чашке поменьше, — говорит пани Эржика Рауху и так же незаметно, как появилась, покидает нас.
Кошляк обычно не разрешает жене сидеть с нами в компании.
— Это портит настроение, — объясняет он. — Когда тебя еще и при деловых разговорах контролируют.
Раух выливает виски себе в рот, утирает ладонью губы и спрашивает:
— Как по-вашему, что будет завтра?
Вопрос обращен к обоим, но смотрит он на меня.
— Не знаю, — смешавшись, бормочу я. — В самом дело не знаю. Что-нибудь да будет.
— Болван!
— Что-то должно произойти.
— Трясешься, боишься за себя, голубчик? А? — Раух, как всегда, выпив, обожает провоцировать меня.
— Нет. Чего мне бояться?
— Ты еще молодой. Жалко было б тебя. Жаль такого молодого.
Кошляк нервно наливает виски.
— Будет тебе, Виктор, не порть выпивку.
Раух встает, идет в другой конец гостиной и включает телевизор.
— Я не люблю, чтоб кто попало крутил мой телевизор.
На экране собрание, зал набит битком. Оратор живо жестикулирует, тычет пальцем в воздух, и зал гудит.
— Видал? Опять!
Оператор выхватывает возбужденное лицо с выпученными глазами и приоткрытым ртом.
Кошляк выключает телевизор.
— Нате лучше вот это посмотрите!
И, сняв с полки над камином обтрепанный номер «Плейбоя», бросает его нам. Раух не проявляет к нему интереса, поэтому я листаю журнал один.