Букет лежит на столе. Я не купил ни гвоздики, ни розы. Будучи не силен в ботанике, я принес домой дорогие экзотические цветы, которые живут всего одну ночь, издавая отупляюще дурманный аромат дальних стран. Мир необъятен и беспределен, и мой караван сегодня утром навсегда покинул оазис. Колодцы зарастают папоротником, но мы не ищем воду: мы сами вода и обрушиваемся водопадом, и нет преграды, которая нас остановила бы. Нам ни к чему ни тень, ни затишье, пусть обжигает палящее солнце, исхлестывает неистовый ураган. На дворе ночь, светят звезды, от темной комнаты, где никто не зовет меня к себе в постель, веет сентиментальностью. Я беру телефонную книжку и листаю ее с самого начала. «Берегите свое время, отправляйте телеграммы по телефону». «Б… Бугеш, Бугош, Бугрик… Бухал, Бухала. 312-11». Я захлопываю захватанную оранжевую книжищу, но номер засел у меня в голове, я не могу от него избавиться. Несколько раз я поднимаю трубку с тайной надеждой, что не будет гудка. Но вечером телефонные линии свободны, и стоит мне спять трубку, как тут же раздается гудок.
— Говорит Самель. Я не помешал?
— Ты что, не смотришь детектив?..
— Какой детектив?
— Знаешь, это сделала парикмахерша. А ты как думаешь? Она не кажется тебе подозрительной?
— Кто ее знает, может быть.
Такого взволнованного голоса я у Бухалы не слышал. Даже по телефону я чувствую, с каким напряжением пялится он на экран, судорожно впитывая кадр за кадром.
— Тут достаточно простой дедукции. У инженера алиби. И у привратника. Только парикмахерша ничего не может доказать. И потом, кто еще, кроме нее, станет носить при себе бритву?
— Она что, из мужского зала? — неуверенно произношу я, лишь бы не молчать.
— Парикмахерша, и все. Почем я знаю, где она работает! Ты только взгляни на нее — как сложена! Классические пропорции, будто сошла с полотен старых мастеров. Да, скажу я тебе…
— Спокойной ночи.
— Ты что-то хотел спросить?
— Нет. Оставим разговор до завтра.
— Ты что-то хотел?
— Пожалуй, ты прав, товарищ Бухала. Это парикмахерша. Как пить дать.
Я кладу трубку. На меня словно повеяло атмосферой парикмахерской. Сладковатая березовая вода. Резкий запах помады, дешевого порошкового шампуня, пенящегося, будто семиградусное пиво. Щелкают тупые ножницы, стригут проволоку волос, хлопают грязные салфетки, одним махом избавляясь от темных и сальных клочьев.
«Взяли меня, молодца, во солдаты…» Бритва скребет, будто мышь в толстом мучном мешке. «Мышей развелось! Павол, отрежь кусок от прошлогоднего сала, прицепи хорошую приманку. Господи, только бы больше не расплодилось!» — «Отрежу, мама, отрежу. Целый кусище, пускай бедняжки полакомятся, попируют».