Я высовываюсь на улицу. Ночью город выглядит совсем не так, как днем, кажется меньше и уютнее. Огни сокращают расстояние, и с пристани отчетливо доносится вопль пароходной сирены. Речные пароходы по любому поводу рыдают так жалобно, словно налетели на айсберг и неумолимо идут ко дну. «Спасите наши души». Последним покидает судно капитан. А кто уходит первым?..
«Поезд отправляется со второго пути…» Это было давно. Я стоял у окна и под свист пара и стук шатунов вслушивался в гнусавый женский голос, раздававшийся из станционного репродуктора. Я без вещей, при мне лишь небольшая полотняная сумка, в которой, по существу, нет ничего для вступления в новую жизнь. Все осталось дома. Мне не хотелось производить впечатления деревенщины, отправляющегося завоевывать неведомый новый мир, весь страх перед которым сосредоточен в руке, судорожно сжимающей ручку чемоданчика — последнего прикосновения его прежней жизни. Я уезжал с таким легкомысленным, несерьезным настроением, словно делал это уже десятки раз.
— Молодой человек, вы не поможете мне?
— С удовольствием.
Чемодан неподъемный, и старик разминает затекшие пальцы.
— Мне бы вашу силу… Да, мне бы ваши силы…
— Я поставлю вон туда на полку.
— Студент?
Я краснею. Вот меня и разоблачили.
В вагоне духотища.
Когда тебе за двадцать, не хочется начинать с азов. Когда руки у тебя в машинном масле, а под ногтями грязь, неохота привыкать к мертвящей тишине аудиторий и старательно выбривать щеки.
— Поедешь учиться, так мы решили и выбрали тебя.
— Это почетное поручение.
— Надеюсь, ты нас не подведешь.
Меня похлопывают по плечу и утешают, словно я отправляюсь на тяжелую и рискованную операцию.
— Не забывай нас.
— Не загордись потом.
— Держись.
Ну что я все время думаю о прошлом? Почему я все время убеждаю себя, что предложение Бухалы не попытка выйти из затруднительного положения, а естественная смена караула, искрение проявленное доверие? Рядом что-то сдвинулось с места, что-то рушится, будто карточный домик, и лишь наши юношеские идеалы светят искорками надежды. Сменяется не только караул. Порой начинает казаться, что меняются и истины: то, что вчера имело силу, сегодня уже выходит из обращения, да и сегодняшняя истина, глядишь, не выдержит до завтра. Но можно ли изменить правду? Моя правда — это революция. Звучит немножко по-школярски и патетически, а в данную минуту и вовсе чудно́, но я не представляю себе жизни без веры в эту правду, я не могу отказаться от своей мечты, потому что от мечты может отказаться лишь человек, который сроду не мечтал.