— Нет, нам с тобой есть о чем поговорить, Яков… Матвеич, кажется? Нечасто мы с тобой видимся. Как же можно упустить такой случай.
Яков не мог понять, шутят или смеются над ним. Недоверчиво глядя на сухие белые руки соседа, на его черный галстук со сверкающей булавкой и лохматые серые волосы, он отодвинулся подальше в угол, опасливо думая: «Кто его знает, по виду-то вроде инженер или агроном, а окажется вдруг жуликом!»
— Я не сатана и провалиться, Яков Матвеич, на сем месте, к сожалению, не могу, — весело говорил сосед. — Зовут же меня, если угодно, Шорин Алексей Дмитриевич. А к вам я особый интерес имею…
И тут начался между ними удивительный для Якова Бесова разговор, который и направил его бесповоротно по гибельной стежке.
4
— В колхозе-то был? — уже деловито и требовательно спросил Шорин.
— Не пущают туда нашего брата…
— А пустили — пошел бы?
— Пойдешь, коли петлю на шею накидывают.
Криво усмехаясь, Шорин приподнялся на локте.
— Не хочешь, стало быть, добровольно в социализм врастать?
— Куда это?
— В колхоз, говорю, не желаешь врастать по своей охоте?
— Провались он пропадом!
— Ну, а мужики, те как?
— Разно. Одни записались, потому как у самих ничего нет, на чужое зарятся, другие — со страху…
Шорин хохотнул в кулак.
— Придумали же, черт их дери, социалиста из мужика сделать! Хо-хо! А что им? Мужик все стерпит. Над ним что хошь мудровать можно.
И повернулся к Якову, зло щуря один глаз.
— Нет, мало вас, сермяжников, жмут! Так бы давануть надо, чтобы жижа из вас потекла. Тогда вы поняли бы, что к чему!
Яков растерянно глядел в сытое квадратное лицо Шорина, со страхом думая, что тот видит его, Якова, насквозь; и чем больше слушал он этого злоязычного неотвязного человека, тем острее ненавидел и боялся его, тем сильнее тянулся к нему: чуялось, носит в себе этот человек тяжкие обиды его, Якова, на людей, думы его тайные, и вот выскажет их сейчас, научит Якова, как жить дальше и что делать теперь.
Но Шорин умолк неожиданно. Нахмурившись и отвернувшись к стене, затих до самого вечера. Яков долго томился в думах и только начал было дремать, как Шорин грузно повернулся вдруг и разыскал в густеющих сумерках горящими глазами его лицо:
— А слыхал ли ты, дорогой Яков Матвеич, что жил на свете такой старик, который давным-давно всю твою судьбу наперед определил и гибель твою предсказал?
— Врешь! — испуганно поднялся Яков, мелко крестясь. — Из святых отцов церкви старец этот?
— Нет, из ученых. Немец. Энгельсом звать.
Яков облегченно вздохнул.
— Судьба моя богу единому известна, никому больше.
Вскинув на лоб черные кустики бровей, Шорин блеснул зубами: