— Дома ли сам-то? — спросил он, держа в одной руке хлеб, а другой гладя голову дочери.
— Дома.
— Примет гостя, ай нет?
— Не знаю, тятенька… — растерянно зашептала Настасья, оглядываясь. — Не вышло бы худого чего! Кто его знает. Может, к тетке Анисье сперва зайти тебе?
Кузьма выпрямился, поправил за спиной мешок.
— Возьми-ка хлеб. Боишься, вижу, как бы отец жизнь тебе не попортил? В Степахино пойду я, дружок у меня там есть, звал к себе…
Настасья схватила отца за рукав, оправдываясь:
— И не увидит никто, заходи в избу.
Кузьма тяжело поднялся на крыльцо, долго обметал веником снег с валенок. Войдя в избу, остановился на пороге, как чужой.
Не говоря ни слова и взглядывая испуганно то на мужа, то на отца, Настасья прошла на середину избы.
— Откуда, дедко? — оторвался от газеты Елизар. — Садись погрейся.
Он избегал глядеть ему в лицо. Было стыдно и больно видеть нищего, будто сам виноват был в его беде.
— Не признаешь, зятек! — горько укорил его Кузьма, все еще стоя на пороге.
Елизар бросил газету, вскочил с лавки.
— Да ты ли это, Кузьма Матвеич?
— Я самый. Проведать вот зашел. Примешь гостя, ай нет?
Елизар шагнул навстречу ему, схватил в обе ладони холодную негнущуюся руку.
— Гостям я завсегда рад, Кузьма Матвеич. Раздевайся скорее!
Помог ему снять пальто и шарф, обнял за плечи, повел к столу.
— Проходи садись. А ты, Настя, ставь живее самовар да беги в магазин!
Стараясь не греметь посудой, Настасья напряженно вслушивалась в разговор мужа с отцом и взглядывала на них украдкой, смахивая слезы со щек.
Отец хоть и состарился, но время не согнуло его. Как прежде, сидел прямо, развернув костлявые плечи и выпятив широкую грудь.
— Вот она, жизнь какая, Елизар Никитич! — говорил он, горестно покачивая острым носом. — От родной дочери милостыню сейчас принял. Что в песне прежде певалося, то ныне со мною и сталося…
— Обозналась она просто… — смущенно и угрюмо оправдывался Елизар.
Оба сидели рядышком на диване и беседовали вполголоса, положив локти на колени и даже не глядя друг на друга, будто соседи давнишние покурить сошлись. И говорили оба не о том, о чем надо. Один безучастно выспрашивал, а другой нехотя рассказывал, что видел в дороге, какие проезжал города, почем на станциях продукты…
Настасья успела сходить в магазин и забежать попутно на ферму, а они все сидели на диване и все так же разговаривали, не глядя друг на друга.
— Когда приехал? — спрашивал тихонько Елизар.
— Сей ночи. Посидел до свету на станции, а утром к Афонину Мишке чемодан снес да сюда вот и наладился…
— Попутчиков до Курьевки не случилось разве?