Не было Алеши дома.
7
У Зориных сидели, как на поминках, сват со сватьей да дядя Григорий. Тетя Соломонида собирала на стол, уливаясь слезами; Таисья, окаменев и сложив руки на коленях, сидела на лавке, а дядя Тимофей посреди пола стоял столбом, словно забыл что или потерял.
Только Василий с Мишкой ходили веселые по избе, пересмеиваясь меж собой.
Сели все за стол. Тимофей на жену глянул, крякнул.
— Вина-то, Соломонида, осталось ли после праздника?
— Есть маленько.
Когда выпили по рюмке, Василий, мигнув Мишке, огляделся, спросил:
— Где же Олешка?
Мать с отцом переглянулись молча. Не сразу отец ответил хмуро:
— Должно, вышел куда. Догонит, как пойдем.
Сват Степан, косясь на плачущую дочь, осторожно сказал зятю:
— Ладно ли, мотри, Василий, делаешь? Не промахнуться бы! Чем ехать, пожил бы у меня, пока своего угла нет…
Василий промолчал, пощипывая усы. А дядя Григорий сказал непонятно:
— Под капель избы не ставят.
Сыновья поднялись из-за стола, начали собираться. Тимофей озабоченно им наказывал:
— В дороге не разевайте рты-то. Враз могут деньги вытащить. А без денег на чужой стороне куда? Зимогорить только. Да у меня, смотрите, баловства не допускать там. Слышишь, Василий?
— Слышу.
И в пятый раз, наверное, напомнил ему, сердито взглядывая на веселое лицо Мишки:
— За Мишкой гляди. Не давай ему воли-то! Он, кобелина, только и знает, что за девками бегать да по вечеркам шататься…
Молча присели все на лавки. Тимофей поднялся, перекрестился.
— Ну, с богом!
Мишка потянул за ремень гармонию из угла и первым шагнул в сени. Василий вышел из избы последним.
На улице братья пошли рядом, впереди всех, оба ладные, крепкие.
«Экие молодцы!» — думал Тимофей, любуясь сыновьями и горько жалея, что Василий уезжает совсем. Вслух же сказал:
— Не ревите, бабы! Не на войну провожаем.
Глотая слезы, Парашка, не званная никем, лишняя тут, потихонечку плелась сзади. Она не знала, что и думать об Алеше, где искать его теперь.
Мишка лихо вскинул на плечо ремень гармонии. Всколыхнув сердце, она залилась в руках его тонко и весело. Словно сговорившись, братья разом гаркнули:
По тебе, широка улица,
Последний раз хожу.
На тебя, моя зазнобушка,
Последний раз гляжу.
Из-под ног их во все стороны шарахнулись с дороги перепуганные насмерть куры. На улицу повыбегали бабы и девки.
Оглядываясь назад и скаля белые зубы, Мишка толкнул брата в бок. Гармонь перевела дух и запела вместе с Мишкой по-новому:
Как родная меня мать
Провожала-а-а…
Василий, наливаясь от натуги кровью, поддержал брата могучим ревом:
Тут и вся моя родня
Набежала-а-а.
— Будет вам, охальники! — закричала им сквозь слезы мать. — Постыдились бы людей-то!