— Проходите вперед, папаша! — вежливо сказал ему Трубников.
В правлении сидело на лавках и просто на полу много людей. За столом рылся в бумагах черноусый костлявый человек в выцветшем пиджаке и полосатой синей рубахе.
Должно быть, это и был Синицын.
Все разом смолкли, увидев Трубникова. Он поздоровался и поискал глазами место, где бы сесть. Краснолицый мужичок с курчавой русой бородкой живо поднялся с лавки:
— Присаживайтесь.
Трубников поблагодарил и сел. Минуты две никто не говорил ни слова. Все настороженно и несколько неприязненно ждали, что скажет приезжий, желая узнать, откуда он и что ему здесь нужно. Но приезжий не торопился разговаривать. Он снял шапку и положил ее на подоконник, потом закурил папиросу, громко щелкнув портсигаром, и сам принялся с интересом оглядывать людей.
— Откуда будете? — начальственно спросил Синицын, устав ждать.
— Командирован сюда.
— Документы есть?
Все молча, любопытно следили за лицом председателя, пока тот читал командировочное удостоверение. Но вот он поднял голову, усы его шевельнулись в улыбке, а глаза приветливо блеснули.
— Данный товарищ послан партией на подмогу нам из города. Трубников Андрей Иванович.
Люди оживленно загалдели, полезли в карманы за кисетами, уже доверчиво взглядывая на приезжего.
— Может, отдохнуть желаете с дороги? — участливо предложил Синицын. — У нас тут заседание правления с активом. Не скоро управимся.
— Не беспокойтесь, — отмахнулся гость, — продолжайте, пожалуйста. Я тоже послушаю.
Синицын перевел посторожевший сразу взгляд на мужика, вошедшего вместе с Трубниковым.
— Тебе чего, Тимофей Ильич? Говори, да скорее. Видишь — некогда нам сейчас.
Мужик достал из-за пазухи какую-то бумажку, положил ее на стол и опять отошел к порогу.
Взглянув на нее, Синицын посуровел еще больше и быстро поднял голову.
— Кто писал тебе это заявление?
— Так ведь сам я грамотный, Иван Михайлович.
— Врешь. Не твоя это рука. Меня не обманешь, я вижу. Кулацкая рука писала тебе данное заявление!
Мужик ничего не ответил, глядя угрюмо в угол. Грозно сверкнув на него глазами, Синицын бросил заявление на край стола.
— Ты поддался злостной кулацкой агитации! Бери сейчас же его обратно. Пока не поздно, одумайся. Иди.
Но мужик не взял заявления, а, держась уже за скобку, сказал решительно:
— Так что, Иван Михайлович, прошу меня из колхоза выключить. А силой держать — нет у вас такого права…
— Значит, по-твоему, силой тебя заставили в колхоз вступить? — уставился на него красными глазами Синицын.
— Силой не силой, а все ж таки…
— Ну, ну, договаривай.
— Понужали, все ж таки.