Трубников требовательно глядел по очереди на обоих, ожидая ответа, но так и не дождался.
— Обидели вы его! Первый раз обидели, когда в колхоз силой загнали. Да он бы эту обиду пережил, потому что сам не против колхоза, сам в него пришел бы, только вы ему подумать не дали, не убедили толком. Не успел он от первой обиды в себя прийти, как вы его опять обидели.
— Когда? — шевельнул усами Синицын.
— Сегодня. Ведь он пришел к вам на непорядки жаловаться, а заявление-то сгоряча подал. У него сердце болит, что в колхозе порядка нету и никто ни за что не отвечает. Скоро вон сев, а на чем пахать будете? Лошади-то у вас до того худы, что на них только дым возить! «Да в таком колхозе, — думает Тимофей Ильич, — того гляди, без хлеба останешься!» И все же не ушел бы он из колхоза, кабы его выслушали и поняли. А вы не то что выслушать, накричали на него, припугнули да еще на одну доску с кулаком поставили. После этого удержишь разве его в колхозе? А куда он пойдет сейчас? Куда вы толкнули его, туда и пойдет: к Бесову. Больше-то ему сейчас идти некуда. А не пойдет, так Бесов сам за ним явится. Ему союзники нужны, без них он пропал. Он-то это лучше нашего понимает.
Трубников замолчал, и все трое, не глядя друг на друга, долго сидели в суровой тишине.
— Ежели мы и дальше так дело поведем, — первым не выдержал Трубников, — развалится наш колхоз. А нас всех…
И улыбнулся, взглянув на Синицына и Боева, которые сидели, нахохлившись, словно грачи в дождь.
— …нас всех отсюда по шапке да еще снегу в штаны насыпют, как мне тут одна гражданка сегодня посулила.
— Эта какая же гражданка? — впервые оживился несколько Синицын.
— Да я ведь никого не знаю тут. Она меня нарочно у колодца поджидала, чтобы обрадовать. «В колхоз, — спрашивает, — загонять нас приехали?» И пошла чесать! Вы ей тут насолили, а попало-то мне.
— Из себя-то какая она? Пожилая али молодая, — смеясь, допытывался Боев.
— Молодая. Красивая такая, в черной жакетке, носик аккуратный, а глаза вроде как синие…
— По всем приметам, Настька Бесова, — догадался Боев. — Она, вишь, кулацкого роду, и к тому же одна сейчас, без мужа. Зла в ней много должно скопиться.
— Где же у ней муж?
— А вот тот самый, что насупротив вас сидел, в кожанке-то. Кузовлев Елизар. Мы его тут на курсы послали, учился он там на тракториста. А она тем временем вильнула хвостом, взяла да и ушла к своим родителям.
— Почему же!
— Кто их знает, — почесал в затылке Боев. — Надоело, видать, у Елизара в бедности жить, да и сердце не лежало к колхозу. Выключилась тут без него. Нам от нее с Иваном Михайловичем перепало тоже маленько. На язык-то уж больно она бешеная…