— Чу-фить! Чу-фить!
Березняк поредел, начались пожни. Вся большая низина цвела бабьими кофтами, сарафанами, густо белела рубахами мужиков.
— Гляди-ко ты! — с завистью охнул Тимофей. — За два дня половину скосили.
А как окинул глазами всю пожню, так и зашлось у него сразу от волнения сердце: на целую версту темно-зелеными шапками стояли на ровной глади высокие копны.
Бросив Соломониде вожжи, Тимофей торопливо слез с телеги.
— Поезжай-ка одна, а я забегу взглянуть, какова у них ноне трава-то.
9
У костра, под ракитой, мать Елизара, Ульяна, с Ефросиньей Гущиной готовили косарям завтрак.
Обе, сидя на скошенной траве, чистили свежую рыбу.
— Вечор Елизарка с Савелом наловили! — хвастала Тимофею Ульяна, поднимая на него доброе круглое лицо. — На часок всего и сходили-то, а глянь-ко, целое ведро принесли!
— За один раз варить будете? — дивился Тимофей.
— Еще не хватит! — зло ответила веснушчатая, болезненная Ефросинья, вытаскивая из ведра за хвост аршинную щуку, такую же зубастую, как и сама. — Косарей-то — мужиков одних двенадцать да баб около десятка наберется…
— Семья у нас большая! — похвалилась опять Ульяна, сияя горделивой улыбкой. — Как сядут завтракать, не успеваешь поворачиваться.
— На работу бы такие лютые все были! — выдохнула насмешливо Ефросинья, с ожесточением отрубая щуке топором голову на березовой плахе. — А то вон Семка Даренов: и того не намолотит, что проглотит!
— Да уж будет тебе, Ефросинья!
— Неправду, что ли, говорю? — вскинулась та. — Сравнишь разве его с моим мужиком али с Елизаром? Костя-то у меня вдвое больше Семкиного скосит, а в еде никак ему за Семкой не угнаться.
— Что станешь делать! — согласилась, вздохнув, Ульяна. — В одно перо и птица не уродится, разве что сорока только.
Ефросинья кинула в котел щучью голову и принялась яростно чистить песком посуду.
— А то и делать, что хорошему работнику отличка должна быть. Неча разводить лодырей-то!
«Верно! — с облегчением думал Тимофей, присаживаясь на корточки и вынимая кисет. — Вступишь в колхоз-то да и будешь там всю жизнь на чужого хребтить».
А бабы, пока выкурил он цигарку, успели перемыть не только посуду, но и обсудить все колхозные новости: решили, кого кладовщиком в колхозе поставить, посчитали, скоро ли приедет к Андрею Ивановичу жена в гости из города и какая она из себя, рассудили, принять ли обратно в колхоз Степана Шилова, который подал на прошлой неделе заявление Синицыну…
«Не зашел, небось, ко мне посоветоваться, — обиделся в мыслях на свата Тимофей, — а ведь родня все ж таки! — И гадал про себя: — С чего бы его в колхоз потянуло опять? Уж какой был противник колхоза, а тут… Нет, не зря он туда подался. Хоть и богомольная душа, а расчет свой имеет. От налога хочет убежать…»