— Бессовестный! — вставила мать. — Небось, жениться так успел! Ни совета родительского, ни согласия не спросил. Оттого, видать, и писать-то бросил, что отца-матери боязно да стыдно стало…
Михаил вспыхнул весь, порываясь сказать что-то, но смолчал, увидев за спиной матери тяжелый кулак брата.
Не давая разгореться ссоре, Василий мягко сказал:
— Так что вы с тятей не сомневайтесь, не оставим вас. Скажи ему, что Василий, мол, просит в любое время хоть в гости, хоть на житье.
Мать прослезилась растроганно, встала и поклонилась Василию в пояс.
— За доброту твою и за разум спасибо, милый сын. Нам только слово ласковое — тем и довольны. А доживать в своем гнезде будем.
Когда прошла светлая минута примирения, мать тяжело вздохнула:
— Теперь советуйте, как нам с колхозом быть.
Тряхнув кудрями, Михаил важно сказал:
— Давно бы вступить надо. А то держитесь своему Бурке за хвост. А к чему? Бессознательность свою показываете…
— Тебе молчать надо, — обрезала его мать. — У тебя еще темячко не окрепло.
— Ехали бы с тятей к нам, — вздохнула Таисья.
Мать ласково взглянула на нее.
— Хозяйство-то, сношенька, бросать жалко!
— А я что и говорю? — не унимался Михаил. — Собственники и есть.
Мать безразлично поглядела на него, как на стену, и повернулась к старшему сыну.
— Видно, Василий Тимофеевич, опять тебе рассудить нас…
Не поднимая головы, Василий заговорил глухо:
— Как вы вступили в колхоз и отписали нам про это, скребнуло у меня на сердце. Хоть оно и надежнее в колхозе-то вам, а жалко хозяйства мне стало. Ведь за что ни возьмись, все есть в хозяйстве у тяти. Крестьянствовать бы только. Но опять же, если подумать: «А дальше что было бы?» Раньше-то не мозговал я, а теперь, грешным делом, тятю своего так понимаю: кабы остались мы тогда все в деревне да жили вместе, он бы из нас жилы вытянул. Ему всего мало было: и скота и земли. Он, тятя-то, остановиться уж не мог. Недаром насчет аренды заговаривал. Он мечту имел земли заарендовать, нас как следует запрячь да со стороны принанять работников. Не будь от власти стеснения, так прямехонько бы в кулаки и вышел. И сам не заметил бы. Как хошь, мама, суди меня, а я так думаю.
— Ох, верно! — испуганно воскликнула мать.
Темнея лицом, Василий поднял голову.
— Его сейчас приглашают в колхоз-то, а будет старого держаться, вовсе не примут, хоть на колешки упадет. Так ему и передай. У Советской власти тоже терпение лопнуть может. Ей надо заводы строить, а рабочих людей чем кормить? Вы поодиночке-то землю ковыряете только. У ней, у Советской власти, такая линия, чтобы и в деревне все люди хорошо жили. А кто супротив этой линии — того с дороги прочь!