Таисия и голосом, и глазами старалась нагнать страху и загадочности, хотя Екатерина Гавриловна давно уже догадалась, что старушку напугал мрачный жилец из соседней квартиры — преподаватель какой-то. Великая слышимость через стены и потолки — вот и вся загадка, и вся жуть, хоть ты смейся, хоть плачь. В этом доме почти все соседи слышат друг друга. Когда, например, начинается в городе грипп, Екатерина Гавриловна сразу узнает, кто первым чихать начал, и принимает меры, чтобы уберечь внука от опасных контактов. Она всегда слышит, когда к соседке-грузинке приезжают с цветами или фруктами ее шумливые родичи и пируют ночи напролет. Раза два приходилось даже выходить ночью на лестницу и звонить соседке. На площадку тотчас вываливалась ватага радушных и вежливых белозубых мужчин, Екатерину Гавриловну первым делом приглашали к столу, а когда она отказывалась и просила быть потише, искренне удивлялись: почему в Ленинграде нельзя повеселиться и выпить?.. За этой же стенкой появился недавно младенец. Но тут, конечно, никаких обид и претензий быть не может — пусть себе живет и растет, и пусть кричит, когда ему надо. Екатерина Гавриловна просыпается на каждое его кормление и только тогда сердится, когда молодая мамаша долго не подходит к ребенку. Разве можно так относиться к детским слезам? Даже чужому человеку и то больно слышать, как дитя плачет, как боится — не пропала ли куда его мама… И опять вспоминается Екатерине Гавриловне ее далекая молодость, когда вот так же не хотелось просыпаться и трудно было вставать, но она не могла тогда и секундочки промедлить: и сына жаль было, и в большой семье жила, от многих зависела. Поэтому вскакивала, как солдат по тревоге, еще не все соображая, но сразу действуя. Даже в холодные ночи не успевала на себя хоть что-то набросить, хватала скорее сухую пеленку, брала сына на руки и только после этого чуть-чуть просыпалась, давала своему большеротому грудь. Сразу им обоим делалось хорошо, и все-то, все готова была отдать она этому крохотному существу, всю свою жизнь по капельке перелить в него. «Кровиночка моя, — шептала она чуть слышно, — ягодка лесная сладкая, радость моя утренняя… Вот так, вот так, хорошенько выдаивай мамку свою, у нее там порядочно для тебя припасено, и набирайся силенок, здоровья, крепости… Господи, дай ты ему, безотцовщинке моей, счастья в жизни, отведи от него дурных людей, не дай, боже, войны и голода, не разлучи нас никогда…» В иные ночи она словно бы ясновидящей становилась и томилась предощущением каких-то неминуемых бед и несчастий, и, кажется, именно в те годы услышала первую болинку в сердце. И кажется, уже тогда она понимала, что на всю предстоящую им жизнь они будут друг для друга самой надежной опорой. Никакого третьего, пожалуй что, не появится… Где ты найдешь такого человека, которому можно доверить этого маленького, этого родненького, только моего теперь сыночка? А если и встретишь, то как поймешь, что можно ему доверить?..