Когда спустились с пригорка к речке, он почувствовал себя свободнее: из деревни их теперь не видели. Сразу рванул за Столетом и выбежал к трем тонким бревнышкам, перекинутым с берега на берег. Столет осторожно, хотя и без особой боязливости, не поджимая хвоста, пошел вперевалочку по этим, как видно, знакомым ему бревнышкам. Ступил на них и Виктор. Сделал один шажок, другой… и замер над плывущей под ним водой, над колдуньиными зелеными космами донной травы. Все тут было зыбко, неустойчиво, все плыло под ним и покачивалось… и он боязливо попятился назад.
«Что, не хаживал еще по таким мосткам?» — спросил отец.
«Нет», — признался Виктор.
Отец снял с плеча ружье, присел на корточки.
«Ну, садись на закорки».
Отец присел, Виктор обхватил его шею руками — и тут же вознесся выше гор и лесов, гордясь собою и радуясь всему. Но как только отец ступил на гибкие лавы, другой берег, и лес на нем, и небо над лесом — все стало опасно раскачиваться, а внизу еще страшнее того — бежала обморочная вода, уносившая лавы из-под ног отца. Он вцепился в шею отца мертвой хваткой и почувствовал, что дрожит — не то от страха, не то от восторга. (Любопытно, что потом, когда он начал запойно читать Майн Рида и Жюля Верна, он часто вспоминал этот переход через речку, и тогда возвращался к нему этот восторженный сладкий ужас и становились ближе и понятней приключения и ощущения книжных охотников и путешественников.)
На другом берегу Виктор проворно соскользнул со спины отца и стал ждать, что ему скажут. Он теперь боялся, как бы отец не посчитал его трусишкой.
Отец, к счастью, ничего такого не заметил. Он только сказал:
«На обратном пути ты уже сам перейдешь».
«Ага», — согласился благодарный Виктор.
За рекой стоял лес. В нем было прохладней и глуше, чем на просторе; здесь начинался свой, серьезный и строгий мир. Он просил уважительной тишины, и сколько-то времени отец и сын шли молча. Виктор смотрел во все глаза, ко всему прислушивался, чего-то ждал и к чему-то готовился и мнил себя немножко героем, который способен смело преодолеть трущобы и овраги и даже чьи-то злодейские козни. В особо густых зарослях он старался держаться поближе к отцу, а там, где лес был пореже, где было солнечно и весело, ему хотелось бегать и прятаться — играть в страшное.
В одном месте отец приостановился и показал на сосну впереди:
«Смотри — белка!»
Виктор обидно долго не мог ничего разглядеть. Потом на сосне мелькнуло что-то быстрое, обозначились острые ушки, засветилось черненькое точечное любопытство.
«Вижу, вижу!» — обрадовался Виктор.