Мать встретила его на крыльце и загородила дорогу.
«К сыну я иду, не к тебе, — прорывался отец. — К сыну!»
«Если б ты думал когда-нибудь о сыне…» — не отступала мать.
«Всю ночь думал, Катя… и вот пришел… Зачем ты увезла его от меня? Зачем лишила?»
«А ты погляди на себя».
«Нечего глядеть».
«Верно, что нечего. И не на что».
«Змея ты, Катя».
«А ты…»
Они затеяли перебранку, и Виктор, подумав, что может остановить их, тоже вышел на крыльцо. Здесь он будто бы и сказал свою знаменитую фразу, которая не раз повторялась потом в семье. Отец и в самом деле был в е с ь п ь я н ы й, вернее, весь в грязи, буквально от сапог до бороды. Однако, увидав сына, подтянулся.
«Я к тебе пришел, сынок, — заговорил он, все еще стоя перед крыльцом и глядя на Виктора снизу вверх. — Вчера мы сходили с тобой за реку, а завтра, если хочешь, махнем в другую сторону. Там озеро хорошее, и лодку можно взять…»
«Завтра мы уезжаем», — заявила мать.
«Ты говорила — не завтра», — напомнил ей Виктор.
«У нас кончается хлеб», — сказала мать.
«Так это… можно кое-что раздобыть», — предложил отец.
«Без тебя обойдемся!»
Отец растерянно поморгал, качнулся разок-другой из стороны в сторону и еще раз повторил уже сказанное:
«Змея ты, Катя».
Он уходил медленно и шатко, держась поближе к изгороди, чтобы в случае чего ухватиться за колья и не упасть хотя бы здесь, на глазах у сына. И все-таки в том коварном и скользком месте, где между плетнем и лужей была слишком узкая бровка, он упал в грязь и начал там молчаливо барахтаться, похожий на огромного перевернутого на спину жука.
«Пойдем в избу!» — взяла мать Виктора за руку…
Тогда или после, но он как-то сильно и надолго запутался в своих чувствах и мыслях, связанных с отцом и матерью. И вот уже сколько лет не может все окончательно распутать и прояснить. Повзрослев, он ни разу не осудил свою мать, однако не мог безоговорочно не любить и отца. И взрослый, Виктор все еще как бы стоял между мертвым отцом и живой матерью. И стоял, сиял перед ним, оставаясь навеки памятным, волшебный и реальный его Лес Детства как начало чего-то обещанного и несбывшегося.
Многое оттуда начиналось — и туда же уводило…
В цехе было жарко и душно, и никакого спасения от этого не предвиделось: уже много дней подряд термометр показывал тридцать градусов в тени. Майка намокла и прилипла к спине, в мышцах возникла непривычная и неприятная слабость, трудно было не только работать, но даже просто стоять. Скорей бы под душ и домой, и там еще раз под душ.
В любой другой день Виктор оставил бы все до понедельника, не стал бы убиваться ни ради авторитета, ни ради прогрессивки, но сегодня ничего другого не оставалось, кроме как вкалывать до полной победы. Дал слово! Да и действительно нужен где-то этот регулятор. Без него ведь турбину не отправишь, а турбины нужны теперь всюду — и срочно…