— Спасибо, — хрипло выдавил он.
— Почему же не поздороваешься со мной?
— Здравствуй. — Но руку не протянул.
Она подала свою — теплую, сильную и нежную.
Не успел опомниться, как уже шли плечом к плечу по улице.
— Ты возмужал и… похорошел.
— Знаешь, было бы неплохо, если бы ты возвратила мои письма и фото.
— Пусть будут как воспоминание.
— Может, для насмешек?
— Ты понимаешь, это не так просто…
— Ну да, непросто — крутить голову одному, писать в письмах «целую», а целоваться с другим! — почти выкрикнул Гордей.
— И не простишь? — вздохнула Ева.
— Никогда…
Позади загрохотал мотоцикл, и Гордей отступил в сторону, чтобы фары не осветили его рядом с Евой.
Устроился на заднем сиденье, Володя газанул, и мотоцикл рванулся, выхлопами заглушая отчаянное:
— Гордейка-а-а!!!
Прошел день, второй, третий…
Утром проснулся, быстро оделся.
— В контору? — спросила мать.
— Пора.
— Может, погуляешь еще, всю работу разве переделаешь?
— Соскучился я по трактору, мама. Очень соскучился…
— Соскучился, говоришь? — Иван Петрович, председатель колхоза, стучал тупым концом карандаша по столу. — Ну что ж, спасибо, что не возгордился, легкого хлеба не ищешь. Некоторые после армии знаешь какими петухами ходят? И то ему теперь не то, и другое не подходит… Ждал я тебя, Гордей. Новый трактор ЮТЗ получили. При галстуке можно на нем работать. Для тебя держал. Верил, что придешь.
— Спасибо, Иван Петрович…
Допоздна возил удобрения. Делянку отвели и сказали: «Организуй комсомольское звено. С Володькой Садовым в паре будешь. Он давно просится на комбайн. Выращивайте на здоровье картошку. Ну почему не попробовать — будешь иметь работу на целый год. Хозяин поля. Что посеешь, то и соберешь…»
Через несколько дней почтальон принес письмо.
Посмотрел на конверт — Ева!
«Здравствуй, Гордей!
Хочешь сердись, хочешь нет, а пишу тебе. Хочу, чтобы знал всю правду да не слушал сплетни и пересуды про нас с тобой. Ждала я тебя, может, как никто никого еще не ждал. Не было такого дня, чтобы о тебе не думала, писала тебе — сам знаешь — и в выходные, и в будни… Как я тебя ждала, Гордейчик! Казалось, когда ты уехал — осталась я одна на белом свете. И на танцы не ходила, и в кино — разве только на большой праздник загляну. Сяду, письма твои перечитываю да вспоминаю, как мы с тобой гуляли. Казалось, что, если бы могла, полетела к тебе на крыльях… А потом письма от тебя стали приходить все реже. Тебе было некогда, и я стала меньше надоедать. Так год и прошел, я привыкла, что мы в разлуке, и утешала себя, что ждать оставалось все меньше и меньше.
И вдруг ты совсем перестал писать. Я тебе письмо, второе… От тебя ничего. Что же, думаю, очень ты ему нужна, Евка! И я не писала тебе.