Даже своеобразная роскошь графского дворца не произвела на меня сегодня особенного впечатления – не до того было. Мы все расположились в салоне, куда слуги принесли вино на серебряном подносе, черный ароматный кофе в маленьких чашечках и графины воды к нему. Мимо проплыла Инес – холодный пристальный взгляд, лимонная свежесть в улыбке, светлые волосы перевиты жемчугом. Ледяная статуя, да и только. Она приостановилась, когда рядом неожиданно возник Энрике:
– Мое почтение, синьоры, – приветствовал он нас обоих.
В его тоне слышалась некоторая развязность, а глаза подозрительно блестели, как у пьяного. Меня это слегка покоробило, но я понимала, как ему сейчас нелегко. При его появлении все старательно делали вид, что совершенно не помнят ту унизительную сцену на канале, однако за спиной тут и там вспыхивали смешки. Во всем виноват этот Манриоло, Хорро его побери! Я отыскала глазами наглеца. «Полосатая куртка» вертелась рядом с графом Арсаго, который весь вечер демонстративно не замечал сына, зато непринужденно болтал с чужаком.
Беседа не клеилась. Мы перебрасывались учтивыми фразами, словно игроки на поле, но чем беззаботнее старался держаться Энрике, тем хуже у него получалось. Какой-то синьор в пышных кружевах бестактно хлопнул его по плечу: «Ну, как самочувствие, синьор кавалер кривого весла?» Неподалеку кто-то расхохотался. Для Энрике это было уже слишком. Он мучительно покраснел и, прежде чем я успела его остановить, скрылся в толпе, отшвырнув с пути «кружевного» невежу. Инес проводила его долгим взглядом. Потом обернулась ко мне – и я даже попятилась от гнева, исказившего ее холодные черты:
– Слушай, я, конечно, с первого дня заметила, что ты не очень-то расположена к своему жениху! – выпалила она горячим шепотом. – Но хоть сегодня могла бы проявить к нему больше сочувствия! А не пялиться во все глаза на этого проходимца Манриоло, совсем как моя мать!
В голубых, похожих на раковины, глазах вспыхнули слезы. Спрятав лицо, Инес быстро отошла от меня к донне Сакетти, словно испугавшись, вдруг я начну ее расспрашивать или утешать. Я изумленно смотрела ей вслед. Сейчас она вовсе не походила на статую! Блистательный ледяной панцирь оказался только оболочкой, под которой скрывалась настоящая Инес: пламя и шелк, отчаянная нежность и горькое одиночество.
«Да она же влюблена в Энрике, глупышка, – сообразила я запоздало. – Вот это номер! Эх, если бы мы с ней могли откровенно поговорить!»
Ладно, сейчас не время было думать о влюбленных. Спрятав в карман обиду за незаслуженный упрек, я постаралась прислушаться к деловому разговору в той группе гостей, где царил дон Арсаго, и мелькала полосатая куртка Луиджи. У «лютниста» действительно было дело к графу, причем, судя по заинтересованным лицам, дело стоящее. На столе перед ними лежали какие-то списки, чертежи и карты. Насколько я поняла из обрывков разговора, ариминский синьор, у которого служил Луиджи Манриоло, был весьма ученым человеком. Он нашел способ вернуть Венетте главенствующую роль на Срединном море – или, по крайней мере, улучшить ее положение. Но поскольку сам он не располагал ни деньгами, ни влиянием, то хотел заручиться поддержкой наших патрициев.