— Мы не можем этого допустить, — улыбнулась Элизабет. — Поэтому в Дарвель-холл отправлюсь я.
Она порывисто обняла мужа и поцеловала в щеку. К ее удивлению, Алекс вздрогнул и как-то напрягся. Это было необычно. Как правило, едва они оставались наедине, Алекс первым проявлял инициативу. Элизабет разом вспомнились другие странности его сегодняшнего поведения. За ужином он часто морщился, как от головной боли. И не снял жилет, хотя обычно предпочитал вечером оставаться в одной рубашке.
Резко отстранившись, она воскликнула:
— Тебя ранили?!
— Пустяки. — В голосе Алекса смешались досада и смущение. — Я сглупил, и в результате получил царапину на ребрах, шишку на затылке и немного полезного опыта.
Он явно пытался отшутиться. Элизабет казалось, что в груди у нее стремительно растет ледяной ком, в ушах тонко противно зазвенело. Лишь бы сдержаться, не показать свой страх!
— Ясно, — она с трудом изобразила понимающую улыбку. — А те монструозные подсвечники ты, наверное, прикупил для самообороны?
Как она ни старалась, ее голос все-таки дрогнул. Элизабет отвернулась, пытаясь скрыть слезы. Алекс вдруг в один шаг оказался рядом, заслонил собой всю комнату, весь мир, так что наконец-то можно было его обнять, зарыться в плечо, спрятаться, почувствовать, что он — рядом.
Дымчатое кружево домашнего платья легко соскользнуло по рукам до локтей, пальцы Алекса запутались в непослушных рыжих локонах. Элизабет нравилось чувствовать ладонью его крепкие мускулы — и снова ее обжег страх, каким хрупким было их счастье, как легко можно было все потерять. Она хотела что-то сказать и запнулась, лицо Алекса склонилось ближе, расплылось перед ее глазами… Тишина вокруг них свернулась уютным коконом.
Спустя несколько упоительно долгих минут она испуганно отстранилась, пытаясь справиться с дыханием:
— Подожди, тебе же нельзя!
— Ну вот еще…
— Лучше покажи голову. Может, надо перевязать? Стой, что ты де…
Лампа на столе давно уже погасла, одна из свечей в канделябре мигает и тоже гаснет, по комнате плывет сизый дым, как лоскуток тончайшего шелка. Старинные часы на каминной полке медленно, нехотя отсчитывают секунды, как скупец — золотые монеты. С тихим шипением гаснет вторая свеча.
— Пойдем в спальню, — шепчет Алекс ей на ухо.
Стоило Рэндону протянуть руку к канделябру, как последняя свеча, затрепетав, погасла, и комната погрузилась в мягкую темноту. «Досадно», — подумал он. В этом доме он мог бы пересечь любую комнату с закрытыми глазами, не задев и краешка мебели — неплохая тренировка, кстати — но Элизабет так не умеет, а разбудить Питера и миссис Ходжес ему сейчас не хотелось бы. Из зовущей темноты до него долетел тихий переливчатый смех. Алекс отставил бесполезный канделябр в сторону и подхватил жену на руки.