Иван-да-Марья (Волгина) - страница 4

Если уж выбирать из кошек, то Иван предпочитал тех, кто чаще ведут себя настороженно и неуверенно, хвост которых подрагивает и уши поджаты. С такими ему было проще общаться. Хотя, женщин — кошек он в принципе не любил.

— Подожди пока приглашать следующего, — попросил Иван Флюру. — Нужно немного перевести дух.

Помощница знала об особенности своего начальника и считала это признаком оригинальности. Она даже заботилась о наполнении специальной круглой банки яркими конфетами для сорок, которые тоже встречались не редко. Флюра постепенно даже научилась распознавать таких людей. Прежде всего по классической одежде, строгому силуэту и искусному макияжу, если это была женщина. У таких людей одежда всегда была дорогая и красивая, словно Коко Шанель позаимствовала свои фасоны у сороки с окраской из сочетания черного с белым и с пестрым хвостом. Такие люди заражали энергией, они могли заниматься любой работой, даже самой неблагодарной, и оставаться при этом элегантными. Часто обтягивающие силуэты одежды делали их неловкими, но они воспринимали это, как необходимую жертву, которой требовала красота. Даже их способность присваивать блестящие вещи свидетельствовала о чувстве прекрасного. Они это делали ненавязчиво и естественно — раз лежит и блести, значит нужно взять, чтобы рассмотреть подробно, и не важно, что вожделенный предмет уже кому-то принадлежит, не хочешь потерять такую красоту, не выставляй ее на всеобщее обозрение.

Иван ценил в сороках верность и не способность предать. Сороки в его представлении были специально созданы для супружества, выбирали пару единожды и на всю жизнь. Эту птицу он считал идеалом постоянства и преклонялся перед такими людьми.

— Кто это был? — поинтересовалась Флюра, отмечая визит пациентки в журнале.

— Кошка.

— Тяжелый случай, да? — сочувственно спросила она.

— Есть немного, — кивнул Иван.

Он откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Сказывались ночные посиделки, начинало клонить в сон.

— Еще кофейку? — предложила Флюра.

— Нет, — тряхнул он головой и хотел было распорядиться, чтобы пригласили следующего пациента, как зазвонил телефон.

— Наш бегемот из топких болот, — пропела Флюра.

Бегемотом она назвала главврача клиники — Федора Федоровича. А до этого его так окрестил Иван. Начальник не только внешне напоминал этого африканского гиганта, но и внутренне в точности соответствовал ему. При сильной тучности, он был довольно хрупкий и ранимый внутри, обижался, если кто-то поступал с ним подло, не оправдывал надежд. Причем, обижался он не на конкретного человека, а на судьбу в целом. Подобно некрасивому собрату, в точности, как тот одной и той же тропой ходит к месту добывания пищи на километровые расстояния, Федор Федорович брел по жизни, не спеша и размеренно, педантично «раскладывая все по полочкам».