Несколько раз к Агате приходил Савелий. В такие минуты я с ума сходила от животного страха. Сидела и тряслась за занавеской, хоть старуха меня и заверила, что не зайдет он сюда. Вроде как наложила она какое-то заклятие на эту часть дома. Но его я боялась, как никого. Слыша его голос, который теперь мне не напоминал голос Филиппа, я представляла, как угрожающе он выглядит. Тогда, на балу, когда впервые увидела его, столько ненависти было в его глазах. За что?! За что он может до такой степени ненавидеть меня? Что сделала плохого лично ему? Я даже фанатизму не могла приписать подобное чувство. Фанатики не ненавидят. В худшем, а может, лучшем, случае они остаются равнодушны к жертве.
В один из дней, когда пошла уже вторая неделя моего пребывания у Агаты, она снова собралась уйти из дома по каким-то своим делам. Мне поручила обобрать листья с высушенных пучков трав, измельчить их и разложить по мешочкам. Я даже такому заданию обрадовалась, потому что большую часть времени здесь страдала от безделья. В лучшем случае мне разрешалось кашеварить, но этого дела я даже немного побаивалась, не знала, как правильно обращаться с подобием печи, что растапливалась тут безостановочно. А уж удерживать тяжеленые чугунки неудобными ухватами у меня и вовсе не получалось. Агата смеялась надо мной и называла беспомощной белоручкой. Но делала это беззлобно и даже как-то по-матерински. В общем, моя помощь в готовке сводилась к нарезке мяса и овощей.
— Не забудь закрыть дверь на засов, — как обычно, предупредила меня Агата. — Быстро не жди обратно. Задержусь допоздна, ложись без меня.
Она ушла, а я продолжила заниматься порученным делом. Мне нравилось возиться с травами, растирать их между пальцами и вдыхать тонкий аромат. Не все, конечно, пахли одинаково приятно, но некоторые запахи до такой степени поражали меня, что я не могла нанюхаться. У нас таких трав точно не было, иначе их бы уже давно использовали в парфюмерной промышленности. В такие моменты я представляла, как бы пахли духи, настоянные на этих травах, и с сожалением вспоминала женщин колонии, которым подобная роскошь точно без надобности. В очередной раз все в моей душе восставало против несправедливости и беспросветности жизни этих бедняжек. А их мужчин в такие моменты я ненавидела всей душой.
С травами я провозилась довольно долго. Когда закончила, поняла, что скоротала большую часть времени, и можно отправляться спать. Конечно, была бы я сейчас дома, то повалялась бы какое-то время с книгой в кровати, но тут такого добра не имелось.