Кормах задумчиво кивнул.
— Мысли твои глубоки и полны истины. — Верховный друид положил руку на руку Хафгана. — Скоро рябиновый жезл перейдет к тебе. А пока, полагаю, пришло тебе время учить. Я пришлю тебе двух лучших моих филидов.
— Большая честь для меня.
Кормах сжал руку Хафгана, лежащую на посохе.
— Тебе нужна будет помощь в воспитании младенца.
— Скажи мне, Кормах, бывали ли прежде такие знамения, как нынче?
Старый друид прикрыл глаза и оперся на посох.
— Лишь однажды, — ответил он после долгого молчания. — Много лет назад — до того, как родился кто-либо из ныне живущих, до того, как римляне пришли на Святой остров, когда эта роща была молодой порослью, — люди видели подобный знак. Правда, звезды не падали, но сошлись в небе и так остались. Говорят, это было удивительное знамение.
— И что оно возвещало?
Кормах открыл глаза.
— Как что? Рождение Иисуса, Сына Благого Бога. Того, Кого римляне зовут Христом.
— Понятно, — ответил Хафган. — Быть может, этот будет столь же благоприятен.
— Мы вправе надеяться, — промолвил Кормах. — Как все люди, мы вправе надеяться. Что ж, до летнего солнцестояния я зайду к тебе посмотреть младенца. Береги его.
— Не бойся, о нем будут хорошо заботиться, — заверил Хафган. — Я прослежу.
Кормах поднял глаза к раскидистым ветвям дуба.
— Когда я родился, он был уже стар. Теперь я состарился и скоро умру, а дуб все так же крепок. Мы — малые твари, Хафган. Век наш короток.
— Он достаточно долог, чтоб изучить то, что от нас требуется.
— Да, мы успеваем узнать то, что должны, но не успеваем ничего изменить, — горестно согласился Кормах. — Это наша беда. Каждый должен учиться заново. Какая трата сил — вновь и вновь совершать ошибки, те же ошибки в каждом поколении, биться во тьме неведения. — Он воздел руку к дереву. — Привет тебе, стойкий собрат! Знай нашу слабость и будь к нам снисходителен.
— Пошли, Кормах. Солнце греет, и день погожий. Я немного пройдусь с тобой, и ты расскажешь, что тебя так гнетет.
Они вышли из рощи и двинулись вниз под лучами солнца, задержавшись у родника, чтобы утолить жажду.
Когда солнечный шар блеснул за синим ободом моря, Харита встала. Она плеснула в таз благовонной воды из кувшина, умылась, вытерлась, надела голубую льняную рубаху, потом поспешно завязала белые кожаные сандалии, схватила из чаши две свежие смоквы и выбежала во внутренний дворик. Здесь ее младшие братья — Эоинн и Гуистан — уже присматривали за погрузкой возов.
Мальчики с головой ушли в порученное дело, им было не до Хариты. Она проскользнула между слугами, убедилась, что ее собственный дорожный сундучок привязан крепко, и отошла в сторонку понаблюдать за работой.