— Хорошо сказано, — промолвил Кормах. — Что еще ты нам поведаешь?
— Как рассудили наши младшие собратья, столь великий звездопад должен означать смерть кого-то могущественного — царя или даже многих царей.
Друиды изумленно зашумели.
— Объясни, молим, — сказал Кормах, когда все стихли.
— Хорошо, — отвечал Хафган. — Звезды упали в западное море, где лежат острова Бессмертных. У нас говорят, что монарх и его страна — одно. Посему я вижу в этом знамении гибель западных земель, а следовательно, и смерть — смерть многих царей.
— А как же рождение?
— Звезды падали из царственного дома солнца, и я буду ждать явления венценосного отрока.
— Венценосный отрок родится вслед гибели царей, — сказал Кормах. — Внемлите и запомните, братья: Хафган глаголет истину.
— Когда это будет? — спросил друид из соседнего селенья Ир Виддфа.
— Ждите и наблюдайте, братья, все будет во благовремении. Довольно того, что мы знаем — это случится. Час рождения явит себя знамениями и чудесами. Предупредите народ. — С этими словами Кормах поднял жезл и объявил: — Сегодняшний сбор окончен.
Друиды поднялись с мест, но не торопились расходиться по своим селениям — всем хотелось поговорить. Кормах отвел Хафгана в сторону, под раскидистые ветви большого старого дуба.
— Верно ли я слышал, — спросил он, — будто счастье Каердиви умножилось?
— Верно, — отвечал Хафган. — Кто тебе сказал?
Старый друид улыбнулся.
— Ветер многое расскажет тому, кто умеет слушать.
— А людские языки — еще больше, — сказал Хафган.
Кормах предостерегающе поднял палец.
— Раз в одном месте прибыло, в другом убудет. Равновесие сохранится. Но расскажи мне о младенце.
— Дивный, необычный ребенок. Я назвал его Талиесин. Он будет сильнейшим и самым ученым бардом, возможно, самым великим из нас всех. Если б он не родился раньше, я бы решил, что звезды падали в его честь.
— Тогда я должен скорее прийти на него взглянуть, — сказал Кормах.
— Приходи. Давно мы вместе не поднимали чаши. Побеседуем… — Хафган в задумчивости не договорил фразу.
— Что там? Увидел что-то?
— Нет, вспомнил твои слова о земле, что теплеет под солнцем. Поначалу я о них не задумался.
— Так задумайся, — сказал Кормах, — и поведай, на какие мысли это тебя наводит.
— Бельтан, как мы знаем, — междувременье, когда силы земли и неба, воды и воздуха особо подвижны. Зима есть смерть, и сама она умирает весной. Если зима утверждает себя на пороге весны, значит, смерть силится возобладать над жизнью. Сегодня нас отогревает летнее солнце, а значит, жизнь взяла верх в этой борьбе.
— А звездопад?
— Быть может, она победила большой ценой.