— Давай без шуточек. Какая она тебе мама? — с раздражением проговорил супруг и подставил мне локоть; который я с благодарностью приняла. Тем самым он заставил молодого мужчину выпустить мои пальцы, попавшие к нему в плен.
— Как скажешь, отец, — слишком быстро и легко сдался дознаватель. — Вы уже завтракали?
— Нет. Мы как раз направлялись в столовую, — лэр Тонли-старший не сводил глаз с сына, словно пытался разгадать суть затеянной игры.
— Вы не против, если я присоединюсь? — Памир на мгновение посмотрел на отца и снова перевел холодный цепкий взгляд на меня, будто пытался проникнуть в сознание и что-то там выведать.
Голос молодого мужчины был настолько приятным, чарующим, что, казалось, задевал какие— то доселе неведомые струны в моей душе. Однако на чары дознавателя я поддаваться не собиралась. А Молли наверняка растеклась бы перед ним лужицей, напрочь забыв о воспитании.
— Что за глупый вопрос? — произнес бывший советник с толикой недовольства.
Он повернулся и, увлекая меня за собой, проследовал в столовую, где уже вовсю суетились слуги. Однако желание полакомиться вкуснейшими заварными пирожными, с которым я проснулась и спускалась по лестнице еще пять минут назад, испарилось с появлением дознавателя. В воздухе витали приятные ароматы, но даже они не разбудили аппетит. Казалось, в присутствии Памира мне и кусок в горло не полезет. А вот он чувствовал себя вполне раскованно, будто и не раскаивался больше в неэтичном поведении. Видимо, молодой мужчина решил, что принесенные им извинения его полностью реабилитировали.
Я заняла место рядом с лэром Тонли-старшим, который сидел во главе стола, а Памир — вчерашнее. В комнате воцарилась тишина, вскоре нарушенная дознавателем:
— Простите, лира… — он нахмурил брови, делая вид, будто пытается вспомнить мое имя, — Аквин, если мне не изменяет память?
— Айрис, — голос супруга разнесся по столовой раньше, чем я успела открыть рот.
— О! Лира Айрин…
— Айрис, — поправил во второй раз лэр Тонли-старший своего сына, и тот изобразил
сожаление.
Дознаватель чудесно играл. Можно было бы поверить в искренность его чувств, если бы он не вертел в это время, как бы невзначай, нож в руке и смотрел в какую-нибудь другую сторону, а не прямо на меня. В его действиях крылась угроза. И адресована она была, похоже, мне.